— Мы же не какие-то бандиты. Мы просто доставляем вас туда, куда нас просили.
— Но зачем меня хватать? Могли бы послать мужу приглашение, и я бы приехала вместе с ним.
— Но это не светский прием, — усмехнулся он. Он говорил по-английски, поэтому она понимала его.
— Я думаю, на светские приемы не хватают с пляжа, связав руки, — нахмурилась Ази. — Дайте мне минеральной воды.
Она пила воду и успокаивалась, потому что во взбешенном состоянии вряд ли примешь правильное решение. А что должна делать она?
Итак, от нее что-то хотят? Скорее всего от Халамбуса, его хотят шантажировать. Ази не сомневалась, что ее вызволят, и, если нужен выкуп, Халамбус отдаст все. Но… так было до его поездки в Штаты, а сейчас она не была так уверена, что он все отдаст за нее. Нет, нет, она не должна сомневаться. Это ее догадки, пустые подозрения. Ее дурное настроение.
Мужчина отошел от Ази, она села на скамейку, поправила сарафан и стала думать, куда ее везут. Судя по всему, на север. Там очень неспокойно, не раз сталкивались греки и турки. На севере все больше поселялось турков, и греки бежали из тех мест. Говорили, что, вполне возможно, Кипр в будущем разделится на два государства.
Как бы ни была далека Ази от политических проблем, про это знает каждый житель Кипра. И теперь, поняв, куда ее везут, она почувствовала, что ей не по себе.
Глиссер причалил на севере острова. Ее высадили на берег и велели ждать. Она стояла на берегу, все еще толком не понимая, сон это или явь, все, что случилось с ней, что происходит. И есть ли из этого выход. Она огляделась — здесь почти так же, как у нее дома. И кажется, сейчас выйдет из-за пальмы Халамбус, ее муж.
Но он не вышел. Вышла женщина светловолосая, высокая. В красивом летнем наряде — в шортах, из которых были видны длинные загорелые ноги, и в свободной голубой рубашке. На ногах — удобные кожаные сандалии, явно из Европы. Здесь носят летом совсем другие, почему-то подумала Ази, хотя сейчас ей стоило бы подумать не об этом. И Халамбус привозил ей из Европы такие сандалии…
— Миссис Халамбус? Мне поручено встретить вас. Я — Линда Шрамп. Пойдемте, я покажу вам вашу комнату.
Халамбус метался по мастерской. Ему только что позвонили и сказали, что его жена похищена. И были предъявлены условия, которые он должен выполнить. Или она останется там, где сейчас, навсегда…
Боже мой, Ази! Это наказание за его греховные мысли. Все греховные мысли подлежат наказанию, он знал это, но… Он знал и другое, что никакая сила не заставит его отказаться от них, от тех мыслей. Потому что они — его, и ему без них не жить. Он не будет художником, а без этого зачем он сам себе?
От него же требовали именно этого. Отдать технологию черного сапфира и подписать бумагу, что он никогда не будет производить камни. А если не производить, значит, не делать картин. Потому что у него не будет денег покупать камней столько, сколько нужно.
Он не находил себе места. Как все сошлось — он разрушил прежние работы ради новой, главной, без которой он просто умрет.
Лицо Халамбуса почернело. Ему отпущен срок в три дня. Кто они? И почему именно они хотят разрушить его мир? Он не знал.
Зазвонил телефон.
— Да, — отозвался он глухим голосом.
— Халамбус, это Даяна. Я все знаю. Я прочитала в газете. Я могу вам помочь? Я приеду?
— Да, — повторил он и положил трубку.
Даяна Поллард, отправляясь в любую поездку, брала с собой телефонную книжку, в которой были номера самых разных людей и служб, вплоть до телефона американского президента. Так уж принято у американцев, и законопослушные янки ценят это. Даяна тоже привыкла. И действительно, консульства и посольства твоей страны существуют не сами для себя в других странах. Они — для американцев, которые оказались вдали от Штатов. Отправляясь на Кипр, Даяна узнала об этом острове все, что могла. Даже его историю. И поняла, что там есть военная база. Она смеялась, уезжая, и говорила, что если ее похитят турки, то непременно спасут солдаты… Ларри, потягивая холодное пиво, слушал ее и хохотал:
— Детка, американские солдаты, конечно, самые добропорядочные солдаты в мире! Они непременно тебя спасут.
Теперь, направляясь к Халамбусу, Даяна перебирала в голове разные варианты. Конечно, не она должна спасать жену художника, и если ее похитили, стало быть, на то существуют причины. Деньги? Но неужели Халамбус настолько богат? Судя по всему, он состоятельный человек, но не миллиардер. Значит… А может, похитители решили, что его картины из натуральных камней? Тогда надо было красть картины. А зачем жену? В конце концов, у Халамбуса есть дети, так почему они не украли маленькую дочь? Здесь что-то еще…
Эви Копейнаур отошла от мужа и из толпы стала наблюдать за ним и его знакомой американкой. Ей показалось, она уже где-то видела ее. Впрочем, типичная заокеанская девка. Ну, конечно, если они стажировались вместе с Карлом, то ей нет и сорока. Но держится — вы поглядите-ка на нее — сама невинность! У Эвы хорошая память на лица, цепкая. И ей показалось, что эту американку она видела на распродаже картин греческого художника в Орландо. Могло ли такое быть?
— Карл, и где теперь твоя кембриджская любовь? Кто она? — спросила она за ужином в просторной кухне. На ужин Эва приготовила тунца в сладковатом соусе, грибы с листьями салата.
Карл поморщился, увидев сырые шампиньоны, нарезанные тонкими пластинками. У него сохранилось предубеждение по отношению к ним — впервые он попробовал такой салат в Англии, когда его и Бонни пригласила девушка из Бата, курортного городка милях в восьмидесяти от Лондона. Старинное место, где сохранились римские бани со времен захвата Англии легионерами. Бат был городком-игрушкой. Девушка повезла их к родителям, которые жили в своем доме, большом, с точки зрения молодого Карла, — в нем было три этажа. И садик подле него. Родители девушки — он даже не помнил, как ее звали, кажется Бекки, — были очень милые и симпатичные квакеры. О квакерах Карл не слышал никогда прежде, и ему показалось странным их молчаливое сидение с опущенными долу глазами после окончания обеда. Он никак не мог сообразить, что это они все делают, взявшись за руки, сидя в гостиной, не глядя друг на друга. У него в животе забурчало, забурлило, он пытался успокоить его, но это оказалось выше человеческих сил. И тогда он подумал, что виной всему — сырые шампиньоны. Для его бюргерского желудка вареные были куда лучше…
Но Эва где-то научилась делать этот салат, и теперь он ест его, обнося вилку над этими серыми с белым тонюсенькими полосками…
