руку.
— Погоди, не торопись. Что ты имеешь в виду под «рыжеволосым отродьем»? Твоей матери не нравилась твоя внешность?
— Это еще мягко сказано, — заметила Лекс, стараясь сохранить ровный тон.
— Продолжай свою историю, Лекс.
— Когда мне было пять лет, мать сказала, что мое лицо выглядит так, словно кто-то бросил в меня грязью. К шести я начала считать себя уродиной. К семи, благодаря комментариям Джоэль, я поверила в это.
— Тебя нельзя назвать уродливой, Лекс, — возразил Коул суровым тоном.
— Теперь-то я это понимаю. Но когда ты маленькая девочка с ярко-рыжими волосами и лицом, усыпанным веснушками, ты сильно отличаешься от сверстников, очень легко поверить в то, что постоянно твердят. Особенно когда твоя мама постоянно говорит, какая хорошенькая твоя сестра-блондинка и что она выглядит словно ангел. Меня травили в школе. У меня не было друзей, и я хотела быть кем угодно, кроме себя самой.
— Что было дальше, Лекс?
Лекс постучала пальцем по кружке.
— Как-то раз, во время летних каникул, Джоэль решила, что пора покрасить мне волосы. У нас не было денег, поэтому она купила дешевый набор для окрашивания, и в итоге мои волосы стали неоново-оранжевыми. Том, отец Шторми, прислал денег, чтобы я сходила к парикмахеру. У меня был выбор: покраситься в блондинку или сбрить волосы. Я решила перекраситься в блондинку, и в течение следующих десяти лет такой я и оставалась. А еще я не выходила из дома, не замазав тональником свои веснушки. Спустя какое-то время мои усилия окупились, потому что моя мать начала называть меня красивой.
Коул издал низкое рычание, подобрал яркий локон ее волос, намотал на палец и потер кончики между пальцами.
— Очевидно, что фаза непринятия закончилась. Что же изменилось?
Лекс поднесла кружку ко рту, сделала глоток и улыбнулась:
— На самом деле мой рассказ относится к вопросу о том, как Никеи и Сноу начали жить вместе с нами.
— Я слушаю, — заверил ее Коул.
— Долгая история… — Лекс глубоко вздохнула. — Когда мне было шестнадцать, а Эдди семнадцать, Джоэль оставила нас с двоюродной тетей, а затем и вовсе не стала забирать, что было благословением, как оказалось чуть позже. Моя сестра и я просто обожали тетю Кейт, и нам нравилось жить с ней. Вскоре после того, как мне исполнилось двадцать один год, тетя Кейт умерла от сердечного приступа, завещав свой дом нам с Эдди.
— Она любила вас.
— Да, это так. Мы сдавали комнаты в доме студентам и жили на эти деньги. Кроме того, у тети Кейт была небольшая страховка жизни, но ее хватило лишь на оплату обучения в университете одной из нас. У Эдди был превосходный аттестат, поэтому мы решили, что именно она будет учиться полный день, а я буду работать и учиться по вечерам. Затем, когда она нашла хорошую работу, она помогала мне оплачивать мое образование. Таков был план…
— Но?
— Но затем Джоэль вернулась в Кейптаун с девочками. И внезапно нам пришлось взять ответственность за двух малюток. К счастью, к тому времени Эдди закончила учебу, и твой отец предложил ей отличную работу. У нее появились деньги, чтобы содержать нас, но их не хватало, чтобы оплатить детский сад. У меня были планы поступить в университет на полный день, но кто-то должен был присматривать за девочками, готовить и убирать.
— И сколько лет тебе тогда было? — спросил Коул.
— Двадцать три.
— В таком возрасте ты взяла на себя очень серьезную ответственность.
Но что еще им оставалось сделать? Отдать девочек в приемные семьи или вернуть их Джоэль?
— Что же было дальше, Лекс?
Лекс пожала плечами, сбитая с толку:
— На этом все.
Коул покачал головой:
— Ты не пояснила, как из блондинки ты вернулась к своему прежнему облику с рыжими волосами и веснушками.
— Ах, это! Как ты мог заметить, у Никеи смуглая кожа и черные волосы, так что у меня есть предположение, что ее отец может быть из Индии или Таиланда. Сноу похожа на меня. Ты же в курсе, что рыжину определяет мутированный ген?
— Ты не мутант, — сочувственно заявил Коул. — Я думаю, что твои волосы великолепны, как и твои веснушки.
Лекс улыбнулась его поспешному и милому ответу.
— В любом случае, чтобы стать обладателем рыжих волос, оба родителя могут быть носителем данного гена и в дальнейшем передать его своим детям. Так что Джоэль отчасти ответственна за мои ненавистные волосы, о чем я время от времени напоминаю ей.
— Так ты с ней общаешься?
— Мы снова начали с ней общаться только через несколько месяцев после того, как девочки стали жить с нами. Мы уговариваем ее держать связь с Никеи и Сноу, чтобы они помнили, что у них есть мать. Нам особо нечего с ней обсуждать, и в основном с ней общается Эдди.
— Почему?
— Как-то раз я застала Сноу за тем, что она наносила на лицо тональную основу и остальную косметику. Она сказала мне, что ненавидит свои волосы и хочет скрыть все свои веснушки, как и я когда-то. Мое сердце едва не остановилось, потому что она очень красивая девочка.
— Как и ты, — тихо пробормотал Коул.
Лекс проигнорировала его слова, иначе на этом рассказ бы ее остановился.
— Джоэль сказала ей то же самое, что и мне в детстве, что на ее лице грязь, а рыжие волосы уродливы. Я была так зла, Коул!.. Я сказал Сноу, что она прекрасна и уникальна, что она самая красивая и замечательная девочка… — Голос Лекс начал срываться. — Малышка просто посмотрела на меня и сказала, с чего бы ей верить мне, когда я сама замазываю веснушки и перекрашиваю волосы.
Коул резко вздохнул:
— Ах, милая.
— Я поняла, что не могу позволить Джоэль уничтожить ее, как она уничтожила меня. К чему были эти пустые разговоры. Я смыла косметику, пошла в магазин, купила краску для волос, наиболее близкую по тону к моим натуральным волосам, и перекрасилась. Я пообещала Сноу, что буду верна себе и не буду казаться той, кем на самом деле не являюсь.
— Это невероятно, Лекс, ты просто невероятна! — В глазах Коула отразилось искреннее восхищение. — Твоя сестра, Сноу, тоже приняла свою внешность?
Лекс усмехнулась:
— Она огненная дива во всех смыслах. Над ней не издеваются в школе, и на том спасибо, но все потому, что Никеи ее сестра.
— Она популярна?
— Ей всего восемь, так что не знаю, о какой популярности может идти речь. Никеи — очень сильная, и когда-нибудь она станет мировым лидером или… возглавит банду.
Коул рассмеялся:
— Звучит… захватывающе.
