анабиоза и аккуратно выглядываю из-под одеяла, в которое действительно замоталась, как в кокон.
— Ну что, не вспомнила, где часы?
— За ночь ничего не изменилось.
— Жаль. Потому что мои люди доложили, что твою сестру забрали какие-то люди из соц. опеки. У вас что, семья неблагополучная?
— Как забрали? — резко вскакиваю с кровати, забыв абсолютно обо всем, что меня до этого волновало.
Господи, как я вообще дошла до того, что вместо состояния сестры меня волновал мужской член. И губы, поцелуи, шрамы, вообще чья-то внешность. Да я не спать должна была, боясь за сестру, а не думая о том, что мне хотелось бы ощутить вкус губ мужчины, которого я вижу третий раз в жизни.
— Мне надо срочно, — подрываюсь с постели, не зная, что конкретно буду делать.
Да и что я могу вообще сделать? Учитывая, что я тут… взаперти.
— Послушайте, — поворачиваюсь к Дамиру. — Мне очень жаль, что у вас украли часы, но я их не брала, понимаете? Сейчас мне срочно нужно ехать. Прямо сейчас.
— И куда же? — хмыкает, явно не впечатлившись моей тирадой. Впрочем, очень сильно сомневаюсь, что такого человека хоть что-то может впечатлить.
Уверена, разревись я прямо перед ним и встань на колени, он и бровью не поведет, продолжит свои допросы про часы.
— Для начала — домой. Нужно понять, почему Ксю забрали. Все ли там так плохо или еще можно забрать ее. И если нет…
Закусив губу, не знаю, стоит ли вообще посвящать Дамира в свои планы. Впрочем, и планов-то как таковых нет. Они могли бы быть, будь у меня деньги, а так… У меня ни денег, ни работы, ни даже жилья.
— Если нет? — допытывается.
— Я не знаю, — понуро отвечаю.
— Как-то плохо у тебя с импровизацией, учитывая, что к подобному исходу ты должна была быть готова давно.
— Вы отпустите меня? — хватаюсь за спасательную соломинку.
Может, у Дамира все же есть хоть что-то святое? Вдруг это дети, оказавшиеся в беде и прямо сейчас он меня отпустит? Понимаю, что хочу слишком много и несмотря на то, что я давно выросла, все еще верю в чудеса.
— Не отпущу, но отвезу домой при условии, что через полчаса ты выйдешь и сядешь в мою машину.
— Но разве…
Наткнувшись на недовольный взгляд, закрываю рот. Полчаса это уже что-то. Это уже уступка?
— Советую тебе принять душ, от тебя несет сажей.
Не дав мне толком переварить услышанное, покидает комнату и оставляет меня одну. Сколько времени мне отведено на душ, не уточнил, а потому я решаю быть быстрой. Наспех смываю с себя налет гари, вымываю мужским (другого тут не оказалось) шампунем волосы и выхожу примерно через полчаса. Полностью высушить копну волос не удалось, но я решаю, что Дамиру может надоесть меня ждатью. И тогда я останусь здесь, а Ксю — в органах.
Мне говорили, что если ребенка забрали, но пришли за ними в первые сутки и доказали, что произошла ошибка, то можно все вернуть вспять. Завтра уже будет поздно, так что действовать нужно сиюминутно. Я нерешительно подхожу к двери, опускаю ручку и когда та подается, радуюсь, словно ребенок.
— О, погорелица, — хмыкает один из амбалов.
Конечно же, за дверью по-прежнему они все. Стоят, охраняют, не спуская с двери, а теперь и с меня, глаз.
— Хозиян ждет. Сказал, привести, как только выйдет, — командует второй.
Меня подталкивают к двери, ведущей в коридор, а оттуда — на выход. Когда оказываюсь снаружи, даже дышать становится легче. А еще в глаза слепит яркое солнце, а не свечи. Честное слово, от них у меня начинается депрессия. Мне не хватает в этом мрачном холодном доме немного тепла и света, впрочем, самого Дамира все устраивает. Но это потому что он и сам… мрачный и холодный. А еще равнодушный. Я бы ни за что не осталась в стороне, узнав о чужом горе, а он и бровью не повел. Отвел полчаса на посещение дома и на том, видимо, нужно сказать спасибо.
— Полчаса, — предупреждает уже возле дома.
Всю дорогу мы ехали в абсолютной тишине, во время которой я все время порывалась начать разговор и замолкала. Решила по итогу, что лучше поговорить после того, как я выйду, иначе еще и не отпустит.
— Если через полчаса мне придется за тобой пойти, то я запру тебя в сыром подвале до тех пор, пока ты не скажешь, где часы.
— Явилась, ты посмотри! — орет мама, стоит мне лишь переступить порог.
По правде, в двенадцать дня я рассчитывала найти ее в более трезвом виде. И надеялась, что мама сможет пойти в органы социальной опеки, но теперь, судя по всему, этого не случиться.
— Где Ксю, мама? — пытаюсь воззвать к совести. Должна же она у нее остаться?
— Вспомнила! — восклицает. — А забрали ее! Пришли, увидели вот это все и забрали.
— Ксю была дома?!
На кухне повсюду разбросаны бутылки. Судя по их количеству, отдыхала мама явно не одна, а с компанией. И это все видела сестра? Она, конечно, в курсе, чем занимается мама, но я всячески старалась отгородить ее хотя бы от созерцания количества пустых бутылок и грязи, которую мама иногда разводила.
— Конечно, была! У соседки ее нашла и домой приволокла. Ишь, удумали, ночевать где попало! А квартира вам на что, спрашивается? Крыша над головой есть, а они носы воротят.
Отвратительно. Это единственное слово, которое я в состоянии подобрать для ситуации. К опухшей от пьянки матери, к пропитой насквозь квартире и к тому, что Аксинью забрали. Я одна ее не смогу вернуть, а мама и чудом не протрезвеет до вечера. Это значит лишь одно — сестру вернуть не получится.
— Куда пошла? — бежит за мной мама.
Хочу одеться и выйти, но она хватает меня за кофту и тащит внутрь.
— Вадик! — верещит чье-то имя. — Иди сюда!
Прекрасно! Получается, в квартире еще и какой-то Вадик имеется?
— Че разоралась?
Из спальни, где обычно спит мама, действительно выходит нечто, отдаленно напоминающее мужчину. Худое, скукоженное, бритое почти наголо, но зато с бородой.
— Дочка моя явилась, я вас еще не знакомила.
— О, — он таращится на меня так, будто я какое-то мистическое явление.
Трет руки о свою засаленную майку и протягивает мне ладонь. Видимо, для рукопожатия. Раздается шлепок. Это мама смачно так шлепает Вадика по руке и смотрит недовольно снизу вверх.
— Я не для любезностей тебя позвала.
— А зачем?
Взгляд его, направленный в мою сторону,
