Себ налил себе двойное виски. В последнее десятилетие многое поменялось. Принц Дании женился по любви, да и принц Норвегии тоже. Точнее, принц Норвегии женился на матери-одиночке, и весь народ принял его выбор.
Теоретически отношения с Марианной теперь возможны. И именно этого Себу и хотелось.
Но ему никак нельзя допустить еще одну ошибку. До сих пор не улеглась шумиха по поводу его развода. Если бы у них с Амелией были дети, брак, наверное, вообще невозможно было бы расторгнуть без причинения непоправимого вреда монархии.
Он должен быть уверен, что его избраннице по силам выполнять обязанности принцессы. Ей придется выучить диалект, который очень популярен в его стране. Придется принять лютеранскую веру. И придется отказаться от прав на ребенка в случае разрыва.
Тяжело требовать такого от современной женщины.
Но… вполне возможно, если она действительно его любит.
Себ встал и открыл дверь в спальню. Марианна еще спала. Он не знал, хотела ли она для себя такой жизни. Может, он обидел ее так сильно, что она вообще не в силах простить его.
Да и он сам не был уверен, что их отношения могут наладиться. Люди меняются за десять лет.
Но одно Себ знал наверняка: он не хотел потерять ее снова, и уже навсегда.
Марианна открыла глаза и сразу же поняла, что находится не там, где должна находиться. Огромная спальня и дорогая мебель все ей объяснили.
Она застонала и закрыла глаза руками, будто это могло помочь абстрагироваться от реальности. В соседней комнате слышались голоса, которые, видимо, ее и разбудили. Марианна лежала не шевелясь и пыталась разобрать слова. Главное — не привлечь к себе внимания. Быть застигнутой в постели Себа было бы еще хуже, чем целующейся с ним.
Она услышала легкий стук в дверь и голос Себа:
— Завтрак.
Девушка села на кровати и уставилась на дверь.
— Марианна?
Она уже подумывала притвориться спящей, но не успела, так как дверь медленно открылась.
Себ предстал перед ней в той же одежде, в которой был вчера, абсолютно отдохнувшим и сексуальным с темной щетиной на скулах.
— Завтрак тебя заждался.
— М-меня?
— Конечно, тебя. Чай, кофе?
Марианна пыталась что-либо сообразить, но это было тяжело. Она даже не помнила, как попала сюда. Виски… рыдания… и Себ, держащий ее в объятиях…
— Сколько сейчас времени?
— Восемь. — Он сел на край ее кровати. Его кровати. — Как ты себя чувствуешь?
— Нормально, — пробормотала Марианна. Он сидел так близко, что это заставляло ее сильно нервничать. Она заправила волосы за уши и постаралась сделать вид, будто проснуться в кровати шикарного мужчины было для нее обычным делом. — Мне нужно извиниться. Я вчера уснула, да?
На секунду ей показалось, что он хочет дотронуться до ее руки.
— Ты просто отключилась.
— А где спал ты?
— На софе.
Он спал на софе? Мужчине под два метра пришлось ютиться на софе, потому что Марианну неожиданно сморило?
— Прошу прощения.
— Не стоит. У нас был сложный разговор, пошли завтракать. — Он встал и подошел к двери, где развернулся и снова спросил: — Так чай или кофе?
Марианна оторопело смотрела на Себа. Как у него получилось так легко сказать «сложный разговор» и «пошли завтракать» в одном предложении? Она ему рассказала, что у них умер ребенок. Неужели у него нет никаких замечаний по этому поводу?
— Марианна?
— Чай, — моргнула она. — Я буду чай.
Себ кивнул и закрыл за собой дверь. Марианна скинула плед и встала босыми ногами на холодный пол. Чем скорее она уйдет отсюда и вернется в свою комнату, тем лучше.
Несмотря ни на что, Марианна была рада, что открылась Себу. Ей казалось, что с ее плеч упала часть груза. Вот только зря она заснула вчера ночью за разговором. Это было непростительно.
Марианна снова застонала. Должно быть, Себ принес ее к себе в спальню на руках, потому что она совершенно не помнила, как попала сюда.
Девушка перегнулась через край кровати и тихо выругалась. Где же туфли? Она точно не снимала их, а это означает, что Себ и это сделал за нее. Слава богу, он остановился на туфлях. Если бы она проснулась в чем мать родила, то умерла бы от стыда.
Но сейчас нужно найти в себе силы и спросить Себа, где ее обувь.
Она поправила волосы, разгладила юбку и еще несколько секунд постояла за дверью, чтобы набраться мужества.
Что тут сложного? Себ чувствует себя комфортно в твоем присутствии, поэтому просто открой дверь и спроси, куда он дел твои туфли.
Чем скорее она это сделает, тем быстрее доберется до своей комнаты.
Марианна открыла дверь.
Себ опустил газету и улыбнулся.
О боже. Ну почему он такой сексуальный по утрам?
— Кажется, я потеряла свои туфли, — пробормотала Марианна.
— Я оставил их в гардеробной. Попей чаю, а то здесь прохладно.
— А разве я не должна побыстрее скрыться, чтобы меня здесь никто не увидел?
— Почему?
Странный вопрос, ответ на который для Марианны был очевиден.
— Потому что меня могут увидеть в твоих покоях.
— Папарацци ни за что не смогут сфотографировать меня здесь. Этот дворец создан для личной жизни…
— Не считая охраны и камер.
— Точно, — улыбнулся Себ. — Вот твой чай.
Марианна присела за кофейный столик и оглядела комнату. Она не помнила ни столика, ни огромных дверей.
— Ты всегда здесь завтракаешь?
— Обычно да.
Себ свернул газету и отложил ее в сторону. Марианне это было не по душе. Так завтрак становился более интимным, а ей этого не хотелось. Она не могла позволить вновь вспыхнувшим чувствам овладеть ею. Все было слишком сложно.
— Как ты собираешься выводить меня отсюда?
— Думаю, мы устроим засаду, поймаем прислугу, ты переоденешься в ее одежду и вылезешь через окно.
— Что?
Его глаза искрились смехом.
— Я шучу. Ты выйдешь отсюда так же, как и вошла.
— Но я не…
Марианна не успела договорить, как в дверь постучали, и в комнату вошла прислуга со столиком, на котором был сервирован завтрак. Марианна взглянула на Себа, ожидая… Она не знала, чего именно ждала, но точно не следующих слов.
— Я не знал, что ты будешь есть на завтрак, поэтому попросил приготовить несколько блюд, — спокойно произнес Себ, будто завтракать с женщиной в личных апартаментах было для него привычным делом.
Хотя откуда она могла знать, что это не так? Принимая во внимание то, что про него писали, Себ отнюдь не был монахом, и женщины буквально висли на нем. От этого Марианне стало еще хуже.
