Он сел на скамейку и стал ждать. Было непривычно прохладно для нью-йоркской осени, не спасали ни шарф, ни плащ.
Кирилл невольно поежился.
В этой игре в “свидания” несомненно что-то было. Во всяком случае, сейчас Кирилл не ощущал так остро, что он на чужбине, и на душе было покойно и волнительно одновременно, как будто свидание на самом деле должно состояться.
До назначенного часа оставалось чуть меньше пятнадцати минут. Поскольку время свидания еще не наступило, Кирилл разрешил себе оглядеться. За спиной с трудом проглядывалась аллея. Деревья выставляли голые ветки из тумана. Ветра не было.
Кирилл достал последнее письмо Влады, развернул и в который раз перечитал, смакуя ее словечки, стиль и почерк.
В конце письма красовался отпечаток ее губ. От них в сторону вела стрелка, указывающая на приписку:
“Это мой воздушный поцелуй. Он заряжен тоской и печалью”.
Сзади послышался чей-то легкий бег.
“Не оборачивайся…” — вспомнил Кирилл строчки из письма жены.
“Не обернусь!” — мысленно ответил он, хотя желание такое было. Судя по всему, по аллее бежала женщина, молодая женщина.
И все же он обернулся.
Женщина за спиной вскрикнула, и здесь уже было не до сентиментальностей.
Кирилл увидел в мареве тумана фигуру, распластавшуюся на земле. Сомнений не было: женщина оступилась и упала.
Кирилл моментально вскочил, перепрыгнул через скамейку и бросился к женщине, на бегу пряча письмо в карман.
Пока он бежал, незнакомка в красно-бело-синем спортивном костюме и с белой повязкой на голове успела сесть. Женщина держалась за левую лодыжку, морщась от боли, и во все глаза смотрела на Кирилла.
— Вы можете встать? — Кирилл присел рядом с ней на корточки, внимательно посмотрел на женщину: огромные карие глаза, чуть тяжеловатый подбородок, брови, словно нарисованные небрежной, но гениальной рукой художника, и губы, которых хотелось коснуться своими губами.
Наверное, его лицо как-то по-особенному изменилось, потому что женщина расслабилась и заговорила с Кириллом, как со знакомым.
— Помогите мне добраться до скамейки. Надеюсь, со мной ничего серьезного…
Кирилл протянул женщине руку, подставил плечо, на которое она с благодарностью оперлась.
— Сама виновата, — укоряла она себя, — засмотрелась на вас. А там камень… И вот результат.
Он усадил ее на скамейку и сел рядом.
Незнакомка потрогала ногу.
— Кажется, опухает.
— Разрешите мне.
Кирилл похлопал себя по бедру, и женщина, подумав, положила ногу на его колени.
Кирилл разул ее, снял беленький чистенький носочек (…наверное, она меняет их каждый день, мелькнула у него мысль…) и осмотрел лодыжку.
— Здесь больно? — спросил он.
— Нет, — ответила женщина.
Во время манипуляций, которые Кирилл проделывал с ее ногой, она не спускала с него глаз. Смотрела полусерьезно-полуигриво…
— Я вас узнала, — произнесла она, — вы были вчера на аукционе, на Сорок пятой улице… С таким нахальным толстяком. Его нахальство стоило мне полторы тысячи.
— Это мой друг, — ответил Кирилл, внимательно вглядываясь в лицо женщины. — Кажется, я вас тоже узнал. Вы купили… саблю. Турецкую, восемнадцатый век. Хотя на самом деле это ятаган.
— О-о-о! — оценила женщина. — Кажется, вы тоже неравнодушны к холодному оружию!
— Чуть-чуть… С ногой все в порядке, — ответил Кирилл, — то есть… Небольшое растяжение. Нужно наложить тугую повязку, и все…
Он сделал легкое движение рукой, давая понять, что женщина может убрать ногу, но она не убирала.
— Нет, нет, — сказала она, — я покалечилась из-за вас, и вы меня должны поставить на ноги. Накладывайте вашу повязку!
— Как?! — растерялся Кирилл.
Женщина пожала плечами.
Кирилл немного подумал, снял шарф и стал туго наматывать его на женскую ножку.
— Вы говорите с акцентом, — сказала женщина, — вы поляк?
— Нет, русский.
— Еще одно приятное открытие, — обрадовалась женщина. — Моя бабка была русская… Меня зовут Дженни Томпсон-Напье. Друзья зовут меня Дженн. Самые близкие — Ди… А вы?
— Кирилл Успенский.
— Успи-и-е-нски-и, — повторила она нараспев. — Я тоже знаю несколько слов по-русски: “па-а-адла”, “убли-ю-у-док” и… забыла…
— Так у нас посылают друг друга подальше, — весело заметил Кирилл.
— Ой, как неудобно, — искренне расстроилась Дженни.
— Ничего, бывает… Вот и все. До дома доберетесь. Вы далеко живете, Дженни?
— Риверсайд-драйв… Зовите меня Дженн, Кирилл.
Кирилл понял смысл этой фразы. Он понравился миссис Томпсон, и она готова принять его в круг своих друзей.
— Вы на машине? — спросил он.
Она молча кивнула… И это все решило.
— Я отвезу вас, Дженн, — сказал Кирилл.
Влада закрыла за свекровью дверь и пошла в свою комнату переодеваться, но ее вернул в прихожую звонок телефона.
— Можно Людмилу Васильевну? — раздался в трубке томный женский голос.
Она узнала его.
Обычно, когда в трубке раздавался этот голос, от томности которого Владу переворачивало, она сразу звала к телефону свекровь и уходила к себе. Этот женский голос… По обрывкам разговоров Влада могла понять, что свекровь давала кому-то отчет о том, как живется в Америке ее сыну. Один раз Влада не удержалась, подняла трубку параллельного аппарата. Оказалось, что этот томный голосок принадлежал Марине — той самой, из ювелирного магазина.
Раскрыв тайну, Влада, когда звонила продавец-консультант, продолжала спокойно звать к телефону Людмилу Васильевну, но признавалась себе, что чувствовала бы себя еще спокойнее, если бы эти звонки прекратились.
И вот опять она звонит.
— Это, случайно, не Марина? — холодно спросила Влада.
— Это Марина. — Голос вдруг стал дурашливым, как будто разговаривали с ребенком.
— Я вас прошу больше сюда не звонить! — твердо сказала Влада и повесила трубку.
Вот так! Ни с кем она Кирилла делить не собирается.
Влада оделась, критически осмотрела себя в зеркале: впечатляющий теплый жакет с узором в норвежском стиле, кокетливые темно-коричневые шорты, удобный толстый пуловер в тон жакету и вызывающе грубые ботинки. Вид у нее в этой одежде был бесшабашный, но, без всякого сомнения, женственный.
Внизу она столкнулась с почтальоншей, которая только что разложила по ящикам корреспонденцию. На всякий случай Влада проверила, нет ли письма от Кирилла. Она не ошиблась. Достав письмо, Влада тут же распечатала его.
Ничего не понимая, она вертела в руках фотографию, на которой Кирилл довольно откровенно обнимал какую-то женщину, и пыталась перевести с английского фразу, написанную на обороте незнакомым почерком. Влада поняла только первые два слова: “Ваш муж…”
