А как мы прежде обращались? Вот смех-то! Я забыла, как мы прежде были — на «вы» или на «ты». А почему? Потому, что это не имеет для меня ни малейшего значения. Или то, что я называю «прежде», ушло в такое прошлое, что забылось».
— А уж как я рад вас видеть! — глаза Дмитрия блестели, того и гляди — слезы брызнут.
Вот же бедолага! И какие они неловкие, смешные, эти влюбленные мужчины. У Елены и капли сомнения не было, что Зотов по уши влюблен в нее. Надо быть слепой, чтобы этого не увидеть. Но так дальше продолжаться не может.
Он мужчина, пусть возьмет себя в руки.
— Зотов! — сказала она, насмешливо склонив голову набок. — Мы сколько знакомы?
— Сто лет, — застыл он, сцепив пальцы рук.
— Без малого сто, — улыбнулась Елена. — И мы друзья?
— Надеюсь… Очень надеюсь.
— Тогда в чем дело, Зотов?
— Простите, а в чем?
— Не прощаю! Встретились старые друзья. Это же надо отметить. А у меня в холодильнике пусто. Как же ты, мужчина, забыл вина принести?
— Да я не посмел… Я подумать не осмелился. А можно?
— Не можно, а нужно.
Зотов суматошно натянул пальто и выскочил на улицу. До магазина было не так и близко, но он вернулся чуть ли не через пять минут. Пожалуй лишь слетать можно было за такой срок, но крылья у Зотова пока не выросли.
— Вот! — в руках он держал большую бутылку марочного сухого вина.
Елена заметила, что донышко бутылки было в снегу. Ясное дело: Зотов шел к ней с вином, но в последний миг застеснялся и сунул бутылку в снег.
— Отличное вино! — похвалил себя Зотов.
Елена плохо разбиралась в винах по причине полного к ним равнодушия и с преувеличенным вниманием разглядывала этикетку.
Зотов, должно быть решил, что она заделалась докой в напитках, потому перестал дышать и побледнел — а вдруг не понравится.
— Вино хорошее, — кивнула с видом знатока Елена.
Зотов расплылся в улыбке. Чудак! Вот сказала бы, что не любит такие вина, — огорчился бы. Упало бы настроение, мир показался бы черным.
— Я не успела ничего приготовить, — сказала Елена, направляясь в кухню.
Зотов нес бутылку, как жертвенный дар.
— Если разрешишь, я мигом. Что бы ни оказалось в холодильнике, все сойдет… Чему только не научит холостяцкая жизнь. Я из магазинных пельменей сорок блюд делаю.
Елена протянула ему фартук, а сама села за стол.
— Тогда угощай.
Водрузив бутылку на стол и повязав фартук, Зотов полез в холодильник и стал там рыться, что-то напевая себе под нос. Искать было особенно нечего, но пельмени как раз нашлись. И еще полдесятка яиц.
Занявшись привычным делом, он совершенно успокоился. Движения его были скупы и точны, все получалось ловко. Приятно было смотреть, как он наливает масло на сковородку, как бьет яйца. Виртуоз, мастер, маэстро. Уже снисходительно посматривал он на Елену, поучал ее:
— Нельзя жарить на большом огне. Ошибка многих хозяек, что они не чувствуют огня. Зажгла конфорку и пошла языком чесать. Огонь — это главный инструмент, с ним надо на «вы».
— Зотов, — сказала Елена, которую разбирала досада, что он так быстро успокоился, — с такими талантами ты мог бы осчастливить любую. Чего не женишься?
— Боюсь, — ответил Зотов уж очень смело, независимо.
— Чего боишься? — прикинулась удивленной Елена.
— Нет, не той, на которой женюсь. Остальных боюсь обидеть. Все женщины по-своему прекрасны. У меня нет в этом сомнений. Но почему только одна из них будет есть приготовленные мною пельмени? Этот деликатес! Это восьмое чудо света!
— Ты из этих соображений и живешь бобылем?
— Такова моя судьба.
Не так уж и прост этот Зотов, отшутился легко, будто отмахнулся, мол, не лезь, куда не надо. А может, Елена напрасно решила, что Зотов влюблен в нее? Послушала балаболку Ирку и поверила.
Судя по всему, Зотов принадлежал к той породе людей, что легко теряются. Он шел к Елене и весь трясся от мысли, что его могут принять не так, как он хотел бы. Но, убедившись, что ему обрадовались, тут же обрел уверенность и почувствовал себя на коне. Язык у него был подвешен хорошо, начитан опять же, вот и шутит. Люди, которые легко теряются, так же легко впадают в преувеличение по поводу своих возможностей. У них всегда перебор — и в трусости, и в смелости.
— За что будем пить? — спросила Елена подняв тонкий стакан с вином. — Только чур — не надо о прошлом.
— Есть тост.
— Говори.
— Мы сели за стол, чтобы выпить. Так выпьем же за то, что мы сели за стол!
— Слишком нейтральный тост. Это можно сказать за любым столом. А что бы ты хотел за этим сказать?
Елена смотрела на Зотова с вызовом. Глаза их встретились. Был миг, когда лицо Дмитрия дрогнуло, кажется, готовы были вырваться искренние слова, но он сдержал себя.
— Пришло время умирать старику… — начал он, улыбнувшись.
— Кавказский тост?
— Слышал недавно.
— Тебе приходится слышать тосты. Ты ведешь разгульную жизнь?
— Да какую там разгульную! Пригласил старый приятель на день рождения. Народу набралось много, все люди бизнеса. Я там был как белая ворона. Когда спросили, какая у меня зарплата, и я ответил, все смеялись полчаса.
— С юмором люди, — заметила Елена. — И что же старик?
— А ему, значит, пришло время умирать. Вот он и обратился к Богу. Просит: хоть немного еще пожить. А если можно, так и больше. «Сколько же ты хочешь?» — спрашивает Бог. Старик прикинул, решил больше попросить. Как у нас: надо школе тысячу рублей, проси в РОНО две, даже две с половиной. Вот и говорит старик: «Столько лет, сколько листьев на этом дереве». Бог мотает бородой, мол, многовато. «Ну, тогда сколько яблок на дереве». Тоже, мол, много, вот так давай договоримся: ты проживешь столько лет, сколько у тебя друзей. А друзей у старика не было…
— Предлагаешь выпить за друзей? — улыбнулась Елена. — А много ли их у нас? Раз-два и обчелся. Я не говорю о знакомых, я говорю о друзьях.
— Есть еще тост…
— Нет, теперь моя очередь.
— Я весь внимание.
— Не помню, каким было первое утро, которое я увидела в жизни. Да это и не важно! Детство прошло хорошо, интересно. Шестнадцати лет я заболела. Уже все отчаялись, думали — помру. Неделю валялась без сознания. И вот однажды открываю глаза и вижу за окном — утро. Мне трудно рассказать, какое оно было, потому что оно всем казалось обычным, но для меня было необыкновенным. Я поняла, что живу. Это было утро новой, второй моей жизни. — С тихой улыбкой глядя на стакан, в котором искристо играло вино, Елена помолчала и продолжила: — Сегодня я еще раз после долгой темноты, душевного мрака увидела утро. И предлагаю выпить именно за это!
