— А зачем тебе механизм? Разве нельзя интересно жить без него?
— Ты права, Елена, можно жить и рядовым. А как же те мечты, что пышным цветом распустились во мне? Как то мнение о себе, что выработалось с малых лет?
— Представляю, что ты пережил, Дмитрий.
— Но самое удивительное то, что я не страдал. Меня спасло открытие, что человек слаб, если он вне системы. Я очень легко примирился с тем, что стал рядовым и таковым предстоит дожить до конца дней. Томило и печалило другое.
— И что же?
— Я потерял стимул. Мне стало неинтересно жить. И я скажу, что это свойственно русскому человеку — ему или подавай все, или поди оно прахом. Я мечтал о высотах, но как только понял, что они недоступны мне, то позволил себе пасть. Даже решил: чем ниже, тем лучше.
— И пошел работать в школу…
— Это единственное занятие, которое меня не угнетает. Но я мог защитить диссертацию, уже давно написана докторская. Мне это ничего не стоило бы. Можно было двигаться выше по стезе просветительства… Но — лень. Никакого интереса. Мне жениться и то было лень, потому хожу старым холостяком.
— Лень жениться?
— Именно — лень. Встретилась в жизни очень милая девушка. Она давно замужем, не буду называть имени. Да и не из нашего круга. Не знаю, за что, но полюбила меня. Говорю об этом без всякого преувеличения. Был такой факт в моей биографии.
— И что же ты?
— Тоже была воспитана книгами, теми же, что и я. Понимали мы друг друга, как брат и сестра. Могла получиться идеальная пара.
— Но что же, что помешало?
— За нею ухаживал молодой энергичный человек.
— Я его знаю?
— Ты его не можешь знать хотя бы потому, что он покинул наш город еще до твоего приезда.
— Хорошо. И что же он?
— Он был энергичен. Я уже говорил об этом. И поставил целью жениться на моей красавице. Ухаживал за нею у меня на глазах. Она — я часто замечал это — с мольбой смотрела на меня, чтобы вмешался, подошел к ней, увел в конце концов.
— А ты?
— Мне было лень бороться за свое счастье.
А к чему оно — это счастье? Так я думал. Семья, обязанности… Пойдут дети. Чему я их выучу? Тому, чему сам обучен? Зачем? А ничему другому я не научу. И они вырастут несчастными. Я хоть знаю, почему не сложилась жизнь, а они не будут знать причин своих несчастий и однажды проклянут меня за то, что пустил их на свет.
Налив себе еще немного водки, Зотов выпил.
— Чем же все это кончилось?
— Энергичный молодой человек увез мою красавицу, потому что она отчаялась ждать от меня хоть какого-нибудь поступка.
— Ты ужасный человек, Дмитрий.
— Наоборот, Елена, совершенно даже наоборот. Я поступил благородно, потому что уверен — ей вскоре стало бы скучно со мной. Как же ей не стало бы скучно со мной, если мне самому скучно жить? Ведь верно? А теперь, по слухам, она всем довольна. Такие люди, как ее муж, нынче в цене. Что бы она делала со мной? Слушала Мои стихи? А так — была весть — ездит в Париж и на Канарские острова. Ей это может составить счастье. Хотя какая, должно быть, скука!
— Скучно в Париже?
— Наш человек не умеет отдыхать. Особенно это касается мужчин. Ему во всем подавай смысл. А если смысла нет, он не может жить спокойно и бунтует или пьет, как сапожник. Но какой же смысл мог бы я найти в том, чтобы ходить по Парижу и глазеть на витрины? Или валяться тюленем на пляже и ничего не делать? Я то же самое могу тут.
— И что же, Дмитрий, так и будешь?..
Не закончив фразы, Елена отпила вина и улыбнулась.
— Пестовать свою лень? — подхватил Зотов. — Увы, и тут мне, видишь ли, не повезло.
— Что же на этот раз случилось?
— Любовь, Елена.
— Ты влюбился?
— Я был бы счастлив прожить до конца своих дней, пребывая в сладкой лени. Но случилось непредвиденное. Не буду говорить о любви. Не в ней самой суть. Суть в служении той, которую люблю.
— И все? — разочарованно пожала плечами Елена.
— Не понимаю тебя, — сказал с недоумением Зотов. — Так пожимать плечами и кривить губы может только человек, не имеющий представления о любви. Но ты…
— Не надо обо мне, — подняла руку Елена, будто защищаясь. И этот жест странным образом подействовал на Дмитрия Зотова, который вдруг устыдился своих признаний и той вольности, с которой повел себя в первый же вечер. Шел и боялся, что его могут вообще не принять, а тут распустил хвост.
Елена же почуяла опасный поворот в разговоре и не хотела уточнять, кто та женщина, что стала смыслом жизни Зотова, потому что догадывалась — кто. Она не была готова к этому разговору. Хотя в душе и забрезжило утро, но ничто еще не ушло в прошлое. Было бы кощунственно по отношению к памяти мужа при первой же встрече с Дмитрием выслушивать речи о любви.
Шли дни. Жизнь мало-помалу вошла в размеренный ритм: работа в школе, которая занимала основное время, беготня по магазинам за дорожающими изо дня в день продуктами, сидение у телевизора с вязанием, — когда лениво думалось обо всем и ни о чем собственно, чтение любимых книг и сон. В этот устоявшийся распорядок иногда врывалась Ира и вносила сумятицу своими бесконечными и всегда горячечными разговорами. Она пеклась о Елене так, словно была ей матерью, сестрой и опекуншей в одно и то же время.
Примчалась в субботу, сбросила пальто с лисьим воротником на стул и забегала по комнатам.
— Это же надо! — возмущалась она. — Ну, хитрец!
Елена подняла пальто и повесила на вешалку, пройдясь ладонью по мягкому меху.
— Так небрежно относишься, — упрекнула она.
— А! — легкомысленно махнула рукой Ира. — Попрошу — купит.
— Константин Васильевич стал щедр?
— Стареет, — сказала Ира. — Боится — уйду.
— А что случилось? Чего ты машешь руками, как крыльями курица?
— Точно! Курица и есть!
Ира пристально уставилась на Елену, подбоченясь.
— Ты, подруга, ничего от меня не скрываешь? — спросила с видом проницательного следователя.
— Что мне от тебя скрывать? — удивилась Елена, садясь к зеркалу и взяв расческу.
— Носом чую — скрываешь.
И невольно загляделась, когда Елена распустила волосы, которые пышными волнами упали на ее плечи.
— Ленка, до чего же ты красивая! — вздохнула Ира, молитвенно сцепя пальцы рук на груди. — Была бы я мужчиной!
— Оставайся, Ирка, женщиной, не огорчай Константина.
— Ой, ты права! Я и забыла о моем пупсике. Как он там без меня? Не поверишь, он советуется со мной даже, когда ему рюмочку выпить. Не вредно ли будет? Не огорчит ли меня? Ах, моя кисочка! Как вспомню, так завыть охота. Придушила бы иной раз зануду, но больно люблю.
