Но это был не Педро, а Ава. Она стояла на пороге его квартиры растерянная, встревоженная, разбитая, заплаканная.
Калеб растерялся не меньше. Он не был готов к такому повороту событий, но счел нужным молча уступить ей проход и закрыл дверь, когда Ава вошла.
— Отец мне все рассказал, — срывающимся голосом проговорила Ава. — Но самое ужасное, что мне не в чем их упрекнуть. Они хотели для меня лучшего. А я пошла на поводу у общего мнения. Прости...
— Что с тобой, Ава? О чем ты? Я не понимаю. Что стряслось?
— Мои родители... Только что у меня состоялся с ними серьезный разговор. Какой же глупой я была все это время! Ничего не видела дальше своего носа! Калеб, милый!
— Я по-прежнему не понимаю, о чем ты, — констатировал мужчина, рассчитывая своим размеренным голосом умерить ее смятение.
— Признайся, Калеб, ты знал об их планах, когда провожал меня в Америку? Ты знал, что они надеялись нас разлучить? Тебе недостало сил противиться им? Так ты заслужил снисхождение моего отца и любовь моей матери? Отвечай, Калеб! Оно того стоило?
— Ах, вот о чем ты, — вздохнул Гилкрист. — Догадывался, — честно признался он.
— Я так и думала, — обреченно вздохнула она, опустив плечи и отведя заплаканные глаза.
— А как ты себе это представляла? Что я мог сделать, учитывая, что тебя приняли в Гарвард, а мне нужно было лететь на практику в Лондон? — вспыхнул он. — Полагаешь, я не думал об этом? Думал миллион раз и тогда и все эти десять лет. Как бы сейчас ты к этому ни относилась, тогда мы поступили правильно. Я лишь надеялся, что ты изъявишь желание видеть меня вновь. Сам же, учитывая отношение твоих родителей ко мне, не считал возможным напоминать золотой девочке о своем жалком существовании.
— Прекрати это нелепое самоуничижение. Похоже, ты гордишься статусом изгоя в глазах моих родителей. Странно, что их отношение для тебя важнее, чем мое.
— А ты считаешь, что твой взгляд отличен от их взглядов? — усмехнулся Калеб. — Нет, дорогая. Ты смотришь на мир глазами твоих родителей. И это нормально. Чего ради тебе менять точку зрения?
— Это неправда. Я стараюсь быть непредвзятой, — возразила Ава.
— Конечно, ты стараешься. Но только у тебя это плохо выходит.
— Что я тебе сделала? Почему ты так жесток со мной? — устало спросила она.
— Надеюсь, тебя утешит то, что жесток я не только с тобой, родная. С самим собой я жесток не меньше. Но я больше не хочу лжи. Не желаю больше обманываться. Предпочитаю взирать на вещи открытыми глазами. Называй это цинизмом, но я не знаю способа лучше попытаться изменить хоть что-то.
Ава тихо подошла к окну неосвещенной комнаты и посмотрела на панораму ночного Мельбурна.
— Обожаю этот город. Мне его очень не хватало, — призналась она, глядя на блистательный, сияющий огнями вид бухты.
Мобильный телефон Калеба зазвонил. Он не отрывал взгляд от гостьи и долго не решался ответить, не желая вторжения посторонних, даже заочного, в столь интимный момент.
Ава вопросительно посмотрела на него. После короткого колебания Калеб просто отключил телефон, и тот покорно замолчал. Тишина царила недолго.
— Это квартира твоих родителей? — спросила женщина.
— Нет. Я уже большой мальчик. Сам себя содержу.
— Да, все верно... Мне говорили, что в фирме ты на хорошем счету, — отозвалась она. — Шикарная машина, комфорт, все дела...
— Это так важно? — спросил Калеб.
— А разве нет?
— Мне бы не хотелось обходиться малым, но, если бы потребовалось, уверен, что справился бы. Вот только знать бы, ради чего, — оговорился Калеб.
— Я думала, ты склонен к риску, — заметила гостья.
— Только если это сулит большой, очень большой барыш, — цинично ответил он.
— В таком случае мой визит не имеет смысла. Я ничего не могу тебе обещать, — сказала Ава и стремительно направилась к двери.
— Подожди! — остановил ее Калеб. — Как ты добралась сюда?
— На такси.
— Поссорилась с родителями, сбежала из дому. Как это по-взрослому... — усмехнулся он.
— Отец сказал, что я стала черствой и непримиримой, — выдавила наконец Ава.
— Он действительно так сказал? — искренне удивился Калеб. — Ральф Хэллибертон — самый непредсказуемый человек из всех, кого я знаю.
— Похоже, ты восхищаешься им, — возмутилась она.
— Не скрою, это в самом деле так... Полагаю, он попросил у тебя прощения?
— Да, попросил, — нехотя кивнула она.
— И что же ты? Предпочла удалиться с видом оскорбленной добродетели?
— А по-твоему, все просто? «Прости, доченька», «Не стоит извинений, папочка»?
— А ты догадываешься, чего стоила Ральфу его откровенность? — поинтересовался Калеб.
— Всего хорошего! — бросила Ава и взялась за ручку входной двери.
— У тебя есть деньги на такси? — осведомился мужчина.
— Благодарю за заботу. Не нуждаюсь, — резко ответила она.
— Для чего именно ты приходила? Убедиться в том, что я подлец и жалеть не о чем?
— По-моему, для одного дня достаточно честности, — парировала она. — Дай мне время с этим разобраться.
— Знавал я женщин и умнее, чем ты, — сообщил Калеб и открыл перед Авой дверь.
— И в чем же это выражалось? — прикрыв иронией уязвленное самолюбие, спросила она.
— Достаточно точно знать, чего хочешь, и адекватно оценивать свои силы.
— Понятно. А ты сам-то умеешь так?
— Я знаю, чего хочу. Однако вынужден признать, что вряд ли у меня достанет способностей и терпения этого добиться, — заявил он. — А потому не стану и начинать.
— Я, пожалуй, пойду, — проговорила женщина, с гаснущим огоньком надежды в глазах растерянно посмотрев на Калеба.
— Спокойной ночи и удачи, — бесстрастно пожелал ей мужчина.
Ава не ушла. Привстав на цыпочки, она потянулась, положив ладони на обнаженную влажную грудь Калеба. Он поцеловал ее в губы — сухо, сдержанно, но крепко.
— Возвращайся домой. Завтра утром ты ни о чем не вспомнишь, — уверил он ее, однако поцеловал вновь, на этот раз сочно и звучно, затем снова и снова, все более страстно, наконец захлопнул дверь и проговорил, стиснув Аву в объятиях: — Ты должна четко сознавать, что не бывает двух последних шансов.
Этим своим предупреждением Калеб лишь вверг ее в еще большее смятение. Задыхаясь от его поцелуев, сжатая его объятиях, Ава уже ничего не понимала.
— Калеб... прошу тебя, — шепотом молила она.
Только он мог в один короткий миг из грубияна и неистового чудовища превратиться в самого чуткого и нежного мужчину, чтобы уже в следующее мгновение стать прежним отталкивающим субъектом. И так до бесконечности.
Никого и никогда Ава Хэллибертон не любила и не ненавидела с такой силой в одно и то же время. Но именно благодаря этой его особенности она могла полностью отрешиться от себя и сдаться на милость ему.
