В комнате было прохладно, но жар их взаимного желания мог бы обогреть весь город.
Впервые в жизни Алан почувствовал себя по-настоящему живым. Он уподобился пьянице, который не пил долгие месяцы и вот, дорвался…
Один глоток его не устраивал – он хотел ее всю, со всеми непередаваемо волшебными прелестями чудесного тела. Он купался в чувствах, парил в них, позволял им управлять всеми своими движениями, как настоящий маэстро дает музыке пройти сквозь свою душу, следуя движению дирижерской палочки.
Алан поднимал руку, и инстинкт подсказывал, куда ее положить и что делать. Он приоткрывал губы и уже знал, куда поцеловать. Он весь дрожал от любовного наслаждения, как и Ева.
Наконец он соединился с ней. Вены выступили у него на лбу, шее и предплечьях, когда он задвигался в ритме любви. Опустив голову, он искал ртом ее рот, вытягивая каждую каплю его сладости и восстанавливая свои силы. Мускулы его ног работали, как поршни, язык проник в ее рот и слился с ее языком.
Руки Евы скользили по его телу, притягивали его. Губы отвечали на поцелуи с неослабевающей страстью. Их охватило лихорадочное возбуждение.
Вдруг яростные движения Алана замедлились, а потом снова усилились. Ева почувствовала, как все внутри нее напряглось в ожидании. И последовал взрыв…
В тот же миг голова Алана откинулась назад, а тело содрогнулось. Он сделал последний толчок и почувствовал, как тихий стон со дна его души пробил себе путь к губам, заставляя его судорожно сжать челюсти.
Воздух наполнился необузданными криками Евы, но губы Алана были крепко сжаты, и звуки радости так и остались где-то у него внутри.
Изнуренный и опустошенный, он едва нашел силы убрать голову с ее груди и лег рядом с ней. Они лежали молча, слишком переполненные тем, что испытали, не имея сил даже взглянуть друг другу в лицо. Физическая близость словно разбудила Еву, она ощущала, как в ней бродят жизненные силы, отчего кружилась голова…
Что же касается Алана, он был в таком потрясении, что не мог думать вообще. Никогда в жизни ни одна женщина не пробуждала в нем подобных чувств…
Он спал недолго, несмотря на усталость и физическую опустошенность. Тихо встав с постели, чтобы не разбудить спящую женщину, Алан подошел к окну, отодвинул шторы и стал вглядываться в темноту.
– Мы можем поговорить?
Алан вздрогнул при звуке ее голоса и оглянулся через плечо туда, где Ева лежала под одеялами на дальней кровати.
– Я думал, ты спишь.
Проскользнула ли нота раздражения в его голосе? Или ей показалось?
– Мм, – пробормотала она, откидывая одеяла, садясь и облокачиваясь на подушки. – У тебя усталый вид.
Эта фраза напомнила ей, почему он так выглядит, и она покраснела.
– Что происходит? – спросила она. – Ты кричал во сне, почему? Тебя мучают ночные кошмары?
– Меня похитили в четыре года. Мой дядя тогда был ранен. Наверное, в этом причина моих кошмаров.
– И ты долго жил отдельно от семьи?
– Всю жизнь. Украла меня няня. Она заменила мне мать, посвятив мне всю жизнь. Она решилась на это потому, что родители очень жестоко обращались со мной.
– И ты вернулся к ним только через много лет?
– Нет, так и не вернулся. Они погибли… Самолет потерпел крушение.
– А твой дядя?
– Больше я его не встречал…
– Итак, вы снова приехали. Я ждала вас. – Олимпия кисло усмехнулась. – Она ничего вам не рассказала?
– Как давно вы знали, что ваша тетка в коматозном состоянии? – холодно спросил Алан.
– Несколько недель.
– Вы упоминали о наследстве. Что туда входит?
– Деньги и недвижимость.
– Недвижимость?
– Да. Но не трудитесь спрашивать где – я не помню этого. Агнесс стала подозрительной на старости лет, решив, что не следует доверять банкам свои деньги, и начала покупать землю в разных местах.
– Итак, вы не знаете точно, сколько денег унаследовал ваш сын?
– Не знаю, сколько у него денег, но иметь землю ничуть не хуже, чем иметь деньги.
– Когда Чарли вступил во владение? – спросила Ева.
– Недавно.
– А точнее?
– Дайте сообразить… – Олимпия поднесла руку ко лбу и сделала вид, что думает, потом посмотрела на молодую женщину и спросила:
– А как давно вы женаты?
– Мы уже не женаты, но ваш сын и я поженились шесть лет назад.
– Сколько лет вашей дочке? – Старухе доставляло удовольствие играть в свою игру.
– Ей четыре года.
Олимпия кивнула, как будто ее подозрения подтвердились.
– Бумаги были подписаны восемь лет назад. Согласно завещанию, все переходило к Чарли после ее смерти.
– Но ваша тетка еще не умерла, – быстро сказала Ева.
– Могла бы. Однако в завещании есть примечание, в котором говорится, что будет, если она утеряет способность понимать происходящее. Я не знаю этого термина, но означает он, что Чарли получил все уже сейчас.
– А когда ее признали недееспособной? – тихо спросила Ева.
– Следовало бы давно, – ответила старуха, – но это случилось только шесть недель тому назад. Я получила письмо от теткиного юриста. Много лет он был и моим юристом тоже и обо всем мне написал.
– А как фамилия юриста?
Старая женщина некоторое время колебалась, а потом спросила:
– Как зовут ребенка?
– Рози… Розалин. Это Чарли выбрал имя.
– Так звали мою мать. Она была младшей сестрой Агнесс. При большой разнице в возрасте Агнесс стала ей скорее матерью. Всю свою жизнь моя мать жила под ее руководством. Тетка даже мужа выбрала ей по своему усмотрению. А когда я вопреки ее желанию вышла замуж за отца Чарли, она перестала со мной знаться, даже когда мой муж погиб. Но однажды летом я привезла к ней сына, чтобы она присмотрела за ним, пока я буду на гастролях. Потом я поняла, что этого не следовало делать. Чарли был точной копией моей матери. А на кого похожа Розалин?
– На отца, – пробормотала Ева сквозь зубы. – Она очень похожа на отца.
Алан быстро спросил:
– Как зовут юриста?
– Там. – Олимпия указала на письменный стол в углу. – Там вы найдете его карточку с адресом.
Алан поблагодарил пожилую леди за помощь и повернулся, чтобы выйти из комнаты вместе с Евой.
– Подождите! В то лето, которое Чарли провел с Агнесс, он сильно изменился. Точно я не могу объяснить. Но он потребовал тогда, чтобы я разрешила ему жить у Агнесс. Он относился к ней так, словно не я была его матерью, а она. Он начал много говорить о своей бабушке, моей матери, как будто знал ее. Но она умерла, когда я была совсем ребенком, а он вообще никогда ее не видел.
Слушая его, я поняла: похоже, Агнесс вбила ему в голову нечто вроде навязчивой идеи о моей матери, с которой она всегда носилась. Моя мать была красивым, деликатным существом с голосом, как у соловья. Я хорошо помню это – Агнесс превратила свой дом в ее мемориал. Повсюду картины и вещи, принадлежавшие моей матери. В этом чувствовалось что-то нездоровое, поэтому я не хотела, чтобы Чарли жил у нее. Она стала часто приезжать к нам, и мне сначала показалось, что Агнесс, старея, хочет изменить свое безразличное отношение ко мне. Но выяснилось, у нее была другая цель – мой сын. Она хотела владеть им, как перед этим – своей младшей сестрой… – Олимпия печально взглянула на них. – Признаюсь, что была не лучшей матерью, но Агнесс… что она хотела сделать с ним? Она погружала его в прошлое… во времена его бабушки… это была болезнь. – Олимпия посмотрела на Еву. – Он много говорил о доме, в котором они жили летом. Я никогда не видела этот дом, но стоит он где-то на берегу Куоббина… Кажется, недалеко от Вустера.
