Живя в доме на Приморской, она частенько подходила к роялю. Барт любил слушать, как играет его жена, особенно ненастными вечерами, когда в музыку вплетался шорох холодных струй дождя.
Вот и теперь, столько лет спустя, видя, с какой ностальгией Алрика проводит рукой по крышке рояля, Барт попросил ее:
— Сыграй мне, пожалуйста.
— Я, наверное, разучилась. Давно не играла. Да и погода слишком солнечная — не располагает к элегиям, — с грустной улыбкой попыталась отказаться Алрика.
— Ну и что… Сыграй, Рики, — продолжал настаивать Бартон.
— Хорошо… Но немного попозже, — сдалась, она. — Хочу немного оглядеться. Давно здесь не была.
— Все-таки зря ты отказалась от этого дома, — произнес Барт. — Мне кажется, здесь вам с детьми было бы гораздо удобнее.
— Нам и у нас неплохо, — отрезала Алрика. — Для троих там вполне достаточно места, а шумных вечеринок мы не проводим. Так, собираются иногда гости на дни рождения и по праздникам… Зато там нет…
Призраков, хотела она сказать, но замолчала: Барт еще, чего доброго, решит, что она сошла с ума. Ее взгляд красноречиво остановился на альбоме с фотографиями, пылящемся на каминной полке.
Уходя из этого дома, она не забрала альбом по двум причинам. Ей хотелось выбросить бывшего мужа из головы, и она боялась, что дети увидят фото и у них возникнут вопросы, что это за красивый дядя обнимается здесь с их мамой. Особенно ей не хотелось, чтобы они увидели свадебные фотографии — тогда от расспросов не отобьешься.
Сейчас она подошла к камину, взяла альбом и села с ним на диван. Барт устроился рядом, заглядывая через плечо.
Они смотрели слайд-фильм о своей счастливой жизни, которая канула в Лету. Алрика полусмущенно, полукокетливо позирует Барту, сидя на камне у самой кромки воды, — этот снимок сделан еще до замужества… Барт обнимает смеющуюся Алрику в свадебном наряде — они стоят на пороге этого дома, готовясь шагнуть в супружескую жизнь. Алрика с гордостью демонстрирует улов Барта, который стоит рядом с удочкой в руке. Он и она загорают на пляже — снимали друг друга по очереди…
Барт так соблазнительно выглядел на этих фотографиях, да и сидел он совсем рядом, практически дыша ей в ухо. У Алрики от волнения задрожали руки при воспоминании о том, какую могучую чувственную власть имел он когда-то над ее телом. Она вздохнула и захлопнула альбом.
— Да, у нас было много славных моментов, — подытожил Барт.
— Давай не будем об том, — вздрогнув, попросила Рики. — А у тебя есть новые фотографии? Ты покажешь мне твою вторую жену? Я видела снимок в газете, но там почти ничего нельзя было разглядеть. Ты носишь в портмоне ее фото?
— Давай об этом тоже не будем, — поморщившись, попросил Барт.
— Хорошо, — согласилась Алрика. Они помолчали.
— Детям ты не показывала мои фотографии? — вдруг поинтересовался Барт.
— Нет, конечно, — удивилась Рики. — Иначе бы они тебя сейчас узнали.
— Думаешь, еще не пора сказать им, что я их отец? Мне не очень-то приятно, что они называют меня «дядя Барт».
— Потерпи, — попросила она. — Ты взрослый человек, и тебе всего лишь неприятно. А для детей это будет настоящий шок. Я должна сначала убедиться, что они не наскучат тебе, ведь расставание с «дядей Бартом» они как-нибудь переживут, а потерять отца, если ты вдруг снова решишь раствориться в воздухе…
— Рики! — укоризненно воскликнул он.
— Что «Рики»? Достаточно пока того, что я никак не приду в себя — свалился как снег на голову… Ладно, не будем об этом. Просто я прошу тебя подождать более благоприятного момента, — вздохнула Алрика. — Ради спокойствия мальчиков.
Ну вот, еще одна тема оказалась под запретом.
Снова воцарилась тишина.
— Ну а где ты бываешь? — поинтересовался Барт, лишь бы заполнить паузу. — Выбираешься куда-нибудь, кроме работы?
— Езжу иногда к родителям, — ответила Алрика. — Ну детей иногда вожу в кино или в кафе. Ты же знаешь, у нас в городе туго с развлечениями, да и в Сен-Крузе не лучше, а далеко ездить… — Она хотела сказать, что экономит на бензине, но спохватилась, что не стоит афишировать перед ним лишний раз свои трудности, и поспешила закончить: — довольно утомительно.
— Надо будет свозить куда-нибудь тебя с детьми, — заметил Барт. — Я постараюсь, чтобы это не было утомительно.
Алрика пожала плечами — дескать, делай, как хочешь, я у тебя ничего не прошу. Она встала с дивана и легкой походкой прошлась по паркету, вспоминая, как любила совершать балетные па на этом гладком полу. Ей так и хотелось по привычке сделать пируэт, но она вспомнила, что теперь рядом с ней зритель, которому совершенно не стоит видеть, как задерется в движении ее легкое платье.
Конечно, он не раз видал ее полностью обнаженной. Но теперь Барт сам себя наказал и отлучил от тела Алрики. И нечего поедать глазами ее фигуру, пока она идет к роялю.
— Интересно, будущие новые хозяева умеют играть на рояле? — вслух задумалась она. Из всех вещей в доме ей больше всего было жаль расставаться с роялем, но в их новом жилище места для рояля не нашлось. — Будет обидно, если они просто выкинут его, как старую мебель.
— Какие новые хозяева? — удивился Барт.
— Но ведь дом будет выставлен на продажу, разве нет? — в свою очередь удивилась Алрика.
— Уже нет, — ответил Барт. — Я не могу продать дом, у меня же дети… оказывается. Что бы ты ни говорила, а у вас тесновато. А дети будут расти, им понадобится больше места.
Вот, значит, как. Дом не продается. Ну что же, это не ее забота… Она с детьми все равно будет жить там, где захочет.
Алрика села на круглый табурет перед инструментом. Интересно, вспомнят пальцы хотя бы самую простую мелодию? Для начала она пробежала пальцами по клавиатуре, проверяя, настроен ли рояль… Ни одна клавиша не фальшивила, словно Барт недавно приглашал настройщика. И она заиграла пьесу, которую выучила еще в далеком детстве.
Барт слушал, во все глаза глядя на Алрику, и на лице его появилось непонятное выражение, как будто он мучительно принимал какое-то решение или пытался объяснить для себя что-то необъяснимое…
Но Алрика не видела этого. Она играла самозабвенно и старательно, одновременно боясь ошибиться и понимая, что руки не ошибутся, они помнят все, словно волшебный инструмент сам подставляет под ее пальцы нужные клавиши.
И еще она понимала, что вздумай Барт приласкать ее… Нет, она, конечно, откажет, но если вдруг… Тогда ее тело отзывалось бы на его ласки точно так же — каждая клеточка ее существа зазвучала бы в давно не игранной, но когда-то так хорошо знакомой мелодии. Их руки будут порхать, с радостью узнавания даря привычные ласки, так хорошо отрепетированные в прошлом, но ничуть не наскучившие, как не может наскучить прекрасная музыка.
