Опомнившись, я поняла, что так и не сошла с места, продолжая пялиться на дверь кабинета, из которой он вышел.
Дурацкое яйцо, завёрнутое в салфетку, всё это время провалявшееся в сумочке и, к моей радости, оставшееся целым, я выбросила только по пути с работы. Конечно, я не стала сворачивать к реке, а просто кинула его в мусорку. Нужные слова я всё же шёпотом сказала. Нет, я не верила в то, что яйцо может принести кому-то вред, но мало ли.
Дома меня ждало что-то невероятное. На веранде все ящички были выдвинуты, дверцы открыты. Та же картина наблюдалась и в гостиной. Вдоль стены шла баба Нюра, держа в руке блюдце с зажжённой церковной свечкой. Время от времени она останавливалась и описывала круги свечой перед предметами. Мать следовала за ней по пятам и качала головой. В углу свеча зачадила, над потрескивающим фитилём поднялся чёрный дымок.
— Что здесь происходит? — полушепотом поинтересовалась я.
Вася, сидевший на диване и с улыбкой следящий за происходящим, покрутил пальцем у виска.
— Дом чистим, — негромко ответила мать. — И не зря, знаешь. В твоей комнате поклад нашли.
— Что нашли? — переспросила я.
— Поклад! Пойдём покажу, — Мать схватила меня за руку и потащила в мою комнату.
— Уходите, бесы! Оставьте эти стены, сгиньте! — энергично произнесла баба Нюра, будто действительно кого-то прогоняла.
— И правда, пойду я, — хохотнул Вася и поднялся с дивана. — Что-то я засиделся. Лучше пива с ребятами попью. И то полезней.
Целительница зыркнула на него недовольно, а потом продолжила беседовать с бесами. Пряча улыбку, я скрылась в своей комнате вслед за матерью.
— Полюбуйся! — я посмотрела туда, куда торжествующе указывала мать — на огрызке салфетки на тумбочке лежали две швейные булавки. — В оконной раме торчали. Представляешь? Вот Светка, зараза какая.
— Да нужно ей это? — фыркнула я.
— Значит, нужно. Нюра говорит, кошмары тебя одолевать перестанут.
В эту ночь кошмары не снились. Я просто не смогла уснуть. Немудрено, что утром я чувствовала себя совершенно разбитой. Из оцепенения меня вывел сигнал клаксона. Я выглянула в окно и чертыхнулась. Про Павла я совершенно забыла. Я наскоро натянула платье из жатой ткани из разряда и в пир, и в мир, и гладить не нужно. Пару раз провела по волосам расчёской, чтоб уж совсем не походить на пугало. Перед тем как выскочить за дверь, успела стащить из-под носа Васи бутерброд и откусить его. Недовольный брат крикнул вдогонку:
— Что, хахаля нового завела?
Пока добежала до машины, я успела запихнуть в рот остатки бутерброда и почти прожевать его.
Паша покачал головой и вместо приветствия укорил:
— Долго собираешься.
За всю дорогу он не произнёс ни слова. Конечно, о чём со мной можно говорить? Умного и интересного ничего не скажу. Да и вообще, если только что ел колбасу, рот лучше не открывать. Если бы не радио, то мы бы провели в давящей тишине целый час.
В город мы приехали раньше, чем требовалось, и Павел предложил скоротать время до приёма на террасе летнего кафе в том же бизнес-центре, где был кабинет психолога. Он заказал две порции яичницы с беконом и блинчики. Насчёт напитков он всё-таки спросил, что я предпочитаю.
— Я завтракала, — попыталась отказаться я.
— Я понял.
Мои щёки вспыхнули. Ясно же, что он подразумевал, что от меня фонило колбасой в радиусе десяти метров. Теперь от меня будет пахнуть жареным яйцом и беконом. Я ела без аппетита. Мне было неловко. Есть люди, с которыми сходишься легко. А между мной и Павлом сквозило напряжение.
Когда я отставила тарелки, он протянул мне пластинку жевательной резинки.
— Надо было дать ещё в машине и не мучиться. Да и вообще меня можно было никуда не везти. Зачем вам это?
— Марин, прекрати, — он посмотрел на наручные часы. — И пойдём уже. Время
Психолог напомнила мне Магику из «Утиных историй»: такое же идеально гладкое чёрное каре, тонко выщипанные брови и подкачанные губки. Как я могу довериться человеку, напоминающему злую утку из детского мультика? Ещё и имя у неё злое, колючее, как игла — Инга. Павел завёл меня в кабинет, и только когда я несмело присела на краешек глубокого мягкого кресла, продолжая теребить в руках карамельку, взятую из вазочки на ресепшене, он ободряюще улыбнулся и собрался уйти.
— Останься, пожалуйста, — вырвалось прежде, чем я успела сомкнуть губы. Ещё и на «ты». Позорище.
Он не заметил моей оплошности и с одобрения Инги сел на диван у завешенного плотной портьерой окна.
Психолог развалилась в кресле напротив и позвонила помощнице, попросив принести чашечку кофе. Я не успела сказать, что недавно выпила латте, но, оказалось, кофе был не для меня и не для Павла. Инга-Магика обхватила большую чашку ладонями и блаженно прикрыла глаза. Потом с наслаждением отхлебнула и продолжила держать её на весу, покачивая. Наконец, она словно вспомнила, что не одна, и монотонным голосом, будто вот-вот зевнёт от скуки, произнесла:
— Расскажите, что вам захочется, а я просто внимательно послушаю вас.
Вот тебе расположение к себе, зрительный контакт и всё, о чём пишут в книжках. На деле полное безразличие к клиенту. Деревенские лопушки в мягком кресле посидят — и тем довольны будут. Я сжала губы в жёсткую линию. Раз заплачено — будь добра хотя бы послушай. Не для того же мы приехали, чтобы посмотреть, как ты кофе пьёшь.
— В новогоднюю ночь я неудачно упала. Пролежала неделю в коме. До падения у меня была прекрасная жизнь. Я работала педиатром. С мужем мы любили друг друга. У нас был замечательный малыш. Только время шло, но от мужа не было никаких вестей. Вместо него за мной приехали чужие люди. Они сказали, что они моя семья. Я подумала, что они сумасшедшие. Потом происходящее казалось мне глупой шуткой, даже заговором. Да, тогда я соображала не слишком хорошо. Чудом меня не упекли в дурдом. Я доставала лечащего врача просьбами позвонить моему супругу, чтобы убедиться в моей правоте. Он, наконец, сдался и позвонил по номеру, который я вспомнила. Тот, кого я считала мужем, сказал, что никакой Марины Иванцовой знать не знает, а его жена не так давно умерла у него на руках. Тогда я поняла, что все мои воспоминания — фальшивка, красивый сон. Реальность — полузавалившийся дом в глухом селе, пожилая мать, ненормальный брат-алкоголик, жирный старый мужик в любовниках и недалёкий жених, которого интересует только секс. В глубине души я всё же надеялась, что вся моя пустая, никчёмная до омерзения жизнь окажется ночным кошмаром. Только вот я до сих пор не могу проснуться.
Я боялась взглянуть на Павла. Всё-таки не нужно было так открываться перед ним. Он не скажет никому ничего, в этом я была уверена. Но кем он будет меня считать? Сумасшедшей и шлюхой, напомнила я себе.
Инга сидела, прикрыв глаза, и раскачивалась из стороны в сторону, как зачарованная факиром кобра.
— Память не вернулась совсем? — всё-таки она меня слушала.
— Нет.
Она медленно приподняла припухшие веки:
— Я думаю, у вас блок. Какое-то болезненное событие, которое вы не хотите вспоминать. Вам может помочь гипноз. Если вы, конечно, готовы к тому, что вам придётся пережить неприятные ощущения заново.
— Магика де Гипноз, — я всё же не сдержалась.
Инга скривила губы в ухмылке:
— Не переживайте, вам ничего не угрожает. В этой реинкарнации я колдую только по-доброму.
— Хуже уже всё равно не будет. Хуже уже некуда.
— Ну, это мы ещё посмотрим, — Магика улыбнулась, достала с полочки под журнальным столиком серебристую ручку причудливой формы и начала отстукивать ритм по поверхности стола. Как бы мне не хотелось смотреть на эту проклятую ручку, но взгляд отвести не получалось. Тук… Тук… Глухие удары через равные промежутки времени. И кажется, в комнате нет больше никого и ничего, только ручка, монотонно двигающаяся вверх-вниз.
— Спать! — послышалось откуда-то издалека.
— Сейчас ты окажешься в том месте и в то время, когда произошло то, что ты хочешь никогда не вспоминать. Ты просто будешь смотреть со стороны, просто смотреть. Кивни, если меня слышишь.
