– Что случилось, Андрей? Ты можешь мне сказать?
– Всё в норме, – отвечает он отстраненно.
Тело бьёт дрожь, но я старательно это скрываю. Довольно странно в условиях «гуманитарного коридора» предъявлять претензии, но черт возьми... Мне хочется это делать как никогда.
За пару минут словно чужими становимся. Установленные мной правила вдруг кажутся ужасно глупыми. А что, если он на самом деле Адриан несвободен, и я сейчас в этом доме на правах любовницы?.. Таких женщин я никогда не обвиняла, но сама к «одомашненным» мужикам относилась с опаской и брезгливостью.
Нервно облизываю губы и смотрю на него упор, когда Макрис, накинув кожаную куртку подходит к двери и обхватывает мои плечи ладонями.
– Сама ничего там не убирай, как приеду, всё решу. Отдыхай и ни о чем не думай.
– Отдыхать? – усмехаюсь. – Серьезно? Кто это был, Адриан? Женщина? Твоя? Ты несвободен?
Руки на моих плечах напрягаются.
– Вчера верила, а сегодня, что? – усмехается он горько, кружа глазами по моему лицу.
Потупляю взгляд.
Доверие – тонкая материя, которую мы сожгли в пепел ещё два года назад, поэтому я ничему не удивлюсь, но ему знать не обязательно.
– Ни в коем случае не выходи из дома, – продолжает Адриан давать наставления. – Я поставлю его под охрану.
– Куда ты поедешь? – обрываю его речь.
– Нужно решить одно дело, как освобожусь – сразу вернусь.
Макрис нависает сверху, подцепляет мой подбородок пальцами и небрежно целует в губы. Поцелуй затягивается, в нос проникает знакомый запах, успокаивает и дурманит. Как завороженная слежу за тем, как он отстраняется и моргаю.
– Да, – Адриан оборачивается перед лестницей и осматривает меня с головы до ног, задерживая взгляд на ступнях. – Одень что-нибудь на ноги, иначе поранишься.
Киваю, глядя на удаляющуюся широкую спину.
– Ещё раз простите, Вера, – виновато проговаривает Георгий перед уходом. – Всего доброго.
Уснуть совершенно не получается, поэтому я умываюсь и все утро пытаюсь читать «Шестнадцать законов успеха» Наполеона Хилла. Книгу, которую захватила сюда совершенно случайно и ни разу за полмесяца не открыла до сегодняшнего дня.
В полдень, обувшись в кроссовки, спускаюсь на первый этаж и осмотревшись, замечаю внушительный отпечаток на штукатурке. Именно сюда угодила злосчастная ваза?..
Веником сметаю основную часть стёкол к порогу. Отодвигаю коврик и, подняв с пола чек, по всей видимости, выпавший у кого-то из нас, иду за совком на кухню.
Инстинктивно проверяю чек, перед тем как выкинуть его в мусорное ведро, и замираю, потому что держу в руках парковочный талон из аэропорта. И судя по времени его выдачи – сегодня ночью, выпал он, скорее всего, из кармана Георгия.
Закусив губу, прикрываю шкаф с урной и направляюсь в кабинет. Подключив компьютер, усаживаюсь в кресло, скидываю обувь и подбираю под себя ноги.
На сайте просматриваю, какие именно рейсы приземлились сегодня ночью. Два из Москвы, и по одному – Стамбул и Салоники.
Салоники…
Отворачиваюсь к окну, заламывая пальцы. Значит эта женщина прилетела из Греции? И почему сразу направилась сюда?.. Если её встречал Георгий, значит, она не чужая?..
И как мне всё узнать?
В телефоне нахожу контакт младшей сестры Макриса и уточнив, что время в Греции не совсем раннее, набираю.
Лично мы виделись лишь однажды, когда она приезжала к Адриану два года назад. Не скажу, что мы стали лучшими подругами, но вполне друг другу симпатизируем.
– Вера? Какими судьбами? – отвечает девушка по-английски.
– Привет, Фиала. Не отвлекаю?
– Нет. Я на работу собираюсь. Вернее, уже из дома выбегаю. Проспала, как обычно, дурья башка, представляешь?..
– Ясно. Фиала, извини, но у меня к тебе вопрос. Довольно странный, поэтому не удивляйся.
– Заинтриговала. Слушаю.
Пытаюсь сглотнуть ком, застрявший в горле. Может, кто-то хотел бы оставаться в неведении, но я всегда делаю выбор в пользу обладания информацией. Возможно, вся фишка в том, что я журналист.
– Вера? Ты ещё здесь?
– Скажи, пожалуйста, у Адриана есть женщина?..
Глава 23. Вера.
Изрядно нервничаю, пока жду ответа.
– Эм, – замолкает Фиала. – Женщина?..
– Понимаю, что вопрос с подвохом, – неловко провожу по волосам рукой и закусываю губу. – Мне просто надо знать, есть ли у него кто-нибудь?..
В трубке неловкая тишина.
– А я не понимаю, Вер, – голос сестры Макриса вдруг становится звонким. – Зачем тебе это?.. Насколько я знаю, ты сама выбрала карьеру тогда, отказалась лететь с ним. Так сейчас, какая тебе разница?
– Это было два года назад. Неужели, я всю жизнь буду перед всеми оправдываться?
– Перед всеми не надо, но перед Адрианом не мешало бы и объясниться. Он никогда не скажет, но я видела все его переживания тогда. Хватит играть чувствами моего брата. Мы жили нормально, пока ты не появилась и он не улетел в Россию. Все проблемы начались с этого…
Проблемы?..
– Ну знаешь, – вдруг завожусь. – Андрей тоже не ваша собственность.
– И не твоя, Вера. Уж точно не твоя, – усмехается.
Сжимаю телефон. Просто поверить не могу. Мы разговариваем о Макрисе как о предмете каком-нибудь.
– Вы привыкли к тому, что он всегда отвечает за всех вас и содержит, – не сдерживаюсь.
– Не лезь в нашу семью, Вера, – обрубает вдруг Фиала со злостью. – В семью Адриана не лезь. Я нормально к тебе отношусь, ты неплохой человек, но совершенно ничего о нас не знаешь, поэтому будь добра – отстань от него.
– Вот ещё. Я сама разберусь, – завершаю звонок.
В изумлении смотрю на экран мобильного.
Это что вообще значит?..
Подскочив с места, отправляюсь на кухню, где наливаю чай и пытаюсь прийти в себя. Чтобы хоть как-то отвлечься убираюсь на первом этаже и готовлю злосчастный борщ.
А потом срываюсь с места, когда слышу, как в кабинете снова разрывается мой мобильный. Обессиленно падаю в кресло отвечая:
– Да.
– Ну что ты там, голубушка? Не наотдыхалась?
– Здравствуйте, Анатолий Аркадьевич.
Прикрываю глаза ладонями и понимаю, что совершенно не в настроении сейчас вести с ним беседу. Я совсем не готова обороняться, а общение с руководством – это минное поле. Никогда не знаешь, где именно нужно быть осторожной.
– На работу выходить не собираешься?
– По-моему, у вас есть кому поработать.
– Есть, – подтверждает он с улыбкой в голосе. Ёрничает. – Есть, конечно, голубушка.
– К чему тогда это лицемерие? Или Вознесенский не справляется?..
От такой дерзости Батюшка замолкает, а потом откашлявшись, расстроенно произносит:
– Нет в тебе женской хитрости, Стоянова. Что ты за человек? Лепишь, что думаешь, без разбора. Столько лет работаешь журналистом, а так и не научилась обходить острые углы.
– Ну, спасибо, – бормочу под нос.
– Слушай, слушай, я тебя постарше буду. Вот ты там сидишь, на меня дуешься и ведь считаешь, что я тебя обидел чем-то?
– Да нет, что вы? – фыркаю. – Всего лишь отдали мой прайм-тайм.
Досада в душе до сих пор такая ощутимая, что закусываю губу. Лишь бы не разреветься.
– А почему отдал? Не задумывалась?
Закатываю глаза.
– Честно, Анатолий Аркадьевич?..
– Руби свою правду-матку, что уж, – произносит он великодушно.
– Потому что Артемий, как вы говорите, обходит эти острые углы мастерски. Лизоблюдство там в крови, а я этого не приемлю.
Батюшка хохочет в трубку.
– Ну-ну. Так уж и лизоблюдство, – вздыхает по-отечески. – Дело у меня к тебе есть, Стоянова. Зайди ко мне на неделе.
– После вашего последнего задания, я уже переживаю.
– Ты про грека своего? – усмехается генеральный. – Как он, кстати? Ещё не уехал на Родину к пирамидам?
– Пирамиды в Египте, Анатолий Аркадьич.
Хоть бы не позорился.
– Ах… да-да, точно. Но я не об этом. Не уехал твой благоверный?
– Нет.
– Ясно-ясно. Ладно, Веруня. Жду тебя у себя.
