class="p1">Я помню, что квартирант этот — здоровый амбал. Но я сейчас так зол, что мне пофиг. Снова поднимаюсь на свой этаж. Звоню в свою квартиру.
— О, привет! — скалится амбал. — А мы уже соскучились.
— Я хочу видеть договор аренды, — твердо произношу я. — И свои вещи.
— Вещи — пожалуйста. Сейчас вынесу.
И он исчезает за дверью. Захлопнув ее перед моим носом. За моей дверью! Урод… Но ладно хоть вещи целы. И договор я очень хочу посмотреть. Чтобы оспорить, естественно.
Дверь распахивается. На пол летит картонная коробка.
— Вот твои вещи.
Что? Это все? Да у меня бы сюда даже рубашки не влезли…
— Договор где?
— Один экземпляр у меня, второй у собственницы. А ты иди лесом.
— Я муж!
— Объелся груш! — ржет он.
— Я с ментами приду!
— Приходи. У меня все по закону.
И дверь снова закрывается.
Я заглядываю в коробку. Трусы. Здесь лежат мои трусы. Вытягиваю одни — и вижу, что они все с разрезах. Что за… Вторые тоже. И третьи. И даже носки, сложенные на дне горкой, порезаны.
Стерва! Какая же она стерва…
Я ее убью. Придушу своими руками. Если бы она сейчас была рядом… Я бы точно сорвался.
Такой ярости я не чувствовал, наверное, ни разу в жизни… С каким-то животным хриплым воем я швыряю коробку об угол. Ее содержимое разлетается по лестничной клетке. Я пинаю коробку, бью кулаком стену. Смотрю на окровавленные костяшки…
Я ее уничтожу. Отберу детей, квартиру, работу…
Она на коленях будет меня умолять!
* * *
Я снова у подъезда. В какой раз за сегодня. Долбанное дежавю! Сажусь на лавку и достаю телефон.
Куда я пойду? Где перекантуюсь?
Мог бы у Снежаны… Если бы не свалил от нее. Походу, зря свалил… Все бабы стервы!
Друзья… Блин, я не представляю, как сказать Марку или Руслану, моим новым приятелям, что мне негде жить. Они посмотрят с брезгливой жалостью. И скажут: давай, чувак, выгребай. Удачи.
В том кругу, куда я так стремился попасть, среди крутых небедных чуваков, не принято просить помощи. И быть жалким.
Все дело в зависти! А старые друзья… Раньше я бы мог завалиться к Диману. Он бы постелил мне на диване и сказал: живи, сколько надо. Или к Сереге. Или к Костяну. Но что-то мы перестали общаться. Более того — разосрались. Когда я начал зарабатывать больше, поменял привычки и образ жизни. А они остались на том же уровне.
Придется ехать к родителям. Они живут за городом, в поселке. В ста пятидесяти километрах. Надолго я там не задержусь. Но сегодня мне больше некуда идти, так что придется выслушивать всякое дерьмо от отца.
Я как-то по пьяни признался ему, что давно гуляю. Похвастался. Думал, он поймет. Как мужик мужика. А он ни хера не понял! Сам всю жизнь дальше своего огорода не видел, и хочет, чтобы я был таким же.
А я не такой! Мне всегда хотелось чего-то большего.
— Красивой жизни захотел? — язвительно спросил он меня тогда.
— Да! И что в этом плохого?
— Плохо то, что ты сам не понимаешь. Не видишь гнили, ведешься на дешевый блеск.
— Дешевый блеск знаешь, где? — заржал тогда я. — В вашем серванте с китайским хрусталем!
* * *
Я забираю машину со стоянки, где оставил ее, прежде чем ехать в аэропорт. Благо, с ней эта стерва ничего не сделала.
Еду в поселок. С каждым километром чувствуя, что вся моя налаженная жизнь остается в прошлом. И никогда не вернется.
Настроение — дерьмовее некуда.
Паркуюсь у дома родителей, вхожу в калитку и — чуть ли не налетаю на отца.
— О, здорово. Ты чего с чемоданом? — спрашивает он.
— Анька… — я до сих пор задыхаюсь от ярости.
— Выгнала тебя?
— Типа того.
— Не буду делать вид, что я удивлен. Сколько веревочке ни виться…
— Может, и ты меня выгонишь?
— Проходи давай.
Он отступает в сторону. Я иду в дом. И слышу в спину:
— Сынок, я тебе давно говорил, что ты где-то свернул не туда.
Ярослав
Почему мы развелись?
— Причина такая же, как у тебя, — отвечаю я Анюте.
— Измена?
— Да.
— Ты…
— Не я. Жена нашла другого.
Отвечаю совершенно спокойно. В груди ничего не давит. Совсем. Уже давно.
— Ох! — восклицает Анюта.
В ее голосе звучит искреннее сочувствие.
Она некоторое время молчит, лишь сосредоточенно пыхтит в трубку. Я догадываюсь, что она подбирает слова. Боится как-то задеть меня.
— Все в прошлом, — говорю я. — Давно отболело.
— Давно?
— Мы развелись два года назад.
Я чувствую, что пора поделиться своей историей.
— Все это было для меня полной неожиданностью. Так же, как и для тебя. Я жил в розовых очках и не видел того, что происходило перед самым носом.
— Понимаю…
— Мы слишком быстро поженились, — продолжаю я. — Просто потому, что она забеременела. Совсем не знали друг друга.
— У нас было также, — выдыхает Анюта.
— Сначала было сложно. Она вообще не хотела… даже заговаривала об аборте. По сути, это я ее убедил оставить ребенка. Но потом у нее, конечно, включился материнский инстинкт.
— Конечно!
— Беременность была тяжелой. Токсикоз, угроза. Она нервничала, капризничала, я все понимал и терпел. Работал, как вол. Но денег всегда не хватало.
— Не в деньгах счастье, — произносит Анюта. — Мне кажется, у нас с Колей был лучший период, когда совсем не было денег…
— Ну, моя жена очень хотела благополучной жизни. И я старался. Через какое-то время у меня начало получатся. Дениска подрастал, бизнес пошел в гору. И между нами, вроде, все наладилось. Была обычная, ровная, спокойная семейная жизнь. Ну, мне так казалось.
— И мне… казалось точно так же, — делится Анюта.
— А это было затишье перед бурей.
— Да!
— Однажды она мне сказала: прости, я тебя не люблю. И, наверное. никогда не любила. Это было как внезапный ножевой в спину.
— Ох! — выдыхает Анюта.
— Позже я узнал, что у нее уже пару месяцев был любовник. Мужик на пятнадцать лет старше, богатый и статусный.
— Это подло! Предавать за спиной… Даже если не любишь.
— Это почти убило меня. Во всяком случае, мою самооценку и веру в себя. Она выбрала другого… Мне казалось, что я самое последнее чмо.
— Неужели ты винил себя?
— И такое было. Может, я не уделял ей внимания, весь ушел в бизнес, не был хорошим мужем и отцом…
— Все может быть, — соглашается Анюта. — Но это не оправдывает предательства.
— Знаешь, она потом извинялась. Но я не
