— Хорошо, мама, я сделаю аборт.
У меня не было сил больше это слушать. У меня вообще не было сил.
Это было именно то, что она хотела услышать, и я это прекрасно понимала. Но в тот момент мне было все равно. Мама вышла из комнаты, а моя пустота стала еще чернее и тяжелее.
А утром я проснулась в слезах. Мне снилась девочка — маленькая золотоволосая девочка, и врачи в масках и белых халатах, которые вырывали её из моих рук.
— Мама, мамочка, не отдавай меня им! — рыдала малышка.
Я подскочила на кровати, прижимая к груди одеяло так, как только что, во сне, прижимала младенца. По спине бежал ледяной пот. Меня трясло словно в лихорадке. Заплаканное личико девочки стояло перед глазами, и оно было реальней любой реальности.
Я прижала руки к животу, погладила мягко, с какой-то болезненной нежностью. Не волнуйся, милая. Я не дам тебя в обиду.
Я не сделаю аборт. Я рожу этого ребёнка — моего ребёнка. Моего и ничьего больше.
И тогда впервые за последнее время я почувствовала себя сильной.
Глава 3
— Мам, ты меня слышишь? Ты сегодня какая-то невнимательная, — говорит мне Алиска.
Я выныриваю из воспоминаний как из глубокого омута. Дочка бегает по квартире, собираясь к бабушке.
— Да, милая. Прости, задумалась. Что ты говорила?
— Я говорила, что Тедди не помещается в сумку! — в голосе слышны капризные нотки.
Тедди — это заяц. Мягкая игрушка, которую Алиска всюду таскает за собой. Несчастный заяц пережил многое, был не однажды постиран и зашит, но избавиться от него не представлялось возможным: любимая игрушка, без которой Алиска не засыпала.
— Значит, наверное, не нужно засовывать его в сумку? Понесёшь в руках. — осторожно говорю я.
Алиска топает ножкой:
— Нет, нет, не понесу! Все увидят, что я с игрушкой, как маленькая. А я не маленькая, ясно?
Её губы задрожали, и я понимала, что она вот-вот расплачется. Капризы на пустом месте… И как же это некстати!
Я сдержала готовящееся вырваться наружу раздражение. Она тут ни при чём, и эта внезапная злость — вовсе не её вина. Дети очень хорошо чувствуют эмоциональный фон, так что её поведение — это всего лишь реакция на то, что сейчас происходит со мной.
Она чувствует, что что-то не так. Чувствует, но не понимает. И реагирует как может.
— Мы положим Тедди в пакет, — говорю я. — Помнишь, тот, красивый, из-под подарков? А чтобы никто не догадался, его понесу я. Годится?
Алиска задумалась, и я поспешно добавила:
— Даже если кто-то увидит, что в пакете заяц — подумает, мы идём на день рождения и несём его кому-то в подарок.
Я притянула её к себе и обняла, чмокнула в макушку. Алиска, самый родной мой и самый любимый человечек! Как же я тебя люблю!
— Тогда я надену новое платье!
— Но… оно ведь не для улицы. — возражаю я.
— Ну и что? Ты ведь сама сказала, что все подумают, что мы идём на день рождения. А на день рождения все ходят в красивых платьях.
«Хитрюга», — улыбаюсь про себя я.
— Хорошо. Но как только придёшь к бабушке — ты его сразу снимешь. Ты ведь не хочешь его испачкать?
— Не хочу, — соглашается Алиска и убегает наряжаться.
Я смотрю на часы. Мне бы тоже не мешало нарядиться: сделать причёску, макияж и всё такое. У меня ведь сегодня первое свидание.
Я понимаю, что у меня и на сборы совершенно нет сил, так что слегка припудриваюсь, подкрашиваю ресницы и забираю волосы наверх тремя шпильками, оставляя свободными концы — сойдёт за высокую причёску. Платье для свидания я давно уже выбрала. Это было нетрудно: не так уж и велик у меня выбор. Да, я неплохо зарабатываю в нашем рекламном агентстве в последние месяцы.
Но всякий, кто растил ребёнка в одиночку, знает: на это уходят все деньги и ещё немножечко не хватает — всегда.
— Ох, какая красавица! — улыбается мама, встречая нас на пороге.
Она обожает внучку. С того самого дня, когда впервые ее увидела. Любит той сумасшедшей любовью, на которую способны только бабушки. Вспоминает ли она о том дне, когда уговаривала меня сделать аборт?
Не знаю. Мы никогда это не обсуждаем.
— А твоей маме пора идти, — говорит она мне и заговорщически подмигивает.
Ну конечно. Свидание. Кажется, все уверены в том, что мне срочно нужно замуж. Только вот уверена ли в этом я?
***
В ресторан я опоздала. Андрей был уже там. Я довольно быстро отыскала его взглядом, хотя помещение было большим. И с удовольствием заметила, что он лучший из мужчин, что сидят за столиками. Увидев меня, он расцвел в улыбке и поднялся мне навстречу.
— Привет!
— Привет!
Пауза. Долгая, словно оба мы не знаем, что делать дальше. А я и правда не знаю. Андрей целует меня в щеку и усаживает за столик, галантно отодвигая стул.
Я оглядываюсь. В этом ресторане я впервые. Оно и не удивительно: откуда у матери-одиночки деньги, чтобы ходить в самый дорогой ресторан города? Мне становится немного не по себе от того, что меня окружает. По мраморным полам бесшумно скользят официанты, разнося заказы. Посетители за столиками — мужчины в дорогих костюмах и их дамы в роскошных платьях. Я на их фоне кажусь себе бедно одетой, неухоженной. Словно оказалась в месте, где мне не положено быть по статусу.
— Что-то не так?
Я качаю головой, стараясь справиться с волнением. Слава богу, к столику подходит официант с меню, и я могу сосредоточиться на выборе блюд.
Мы разглядываем меню, коротко обсуждаем заказ. Я украдкой разглядываю Андрея, и снова прихожу к выводу, что он красив. Высокий, видный мужчина тридцати пяти лет. Всегда подтянутый, одетый дорого и со вкусом. Взрослый и серьезный — каким и должен быть преуспевающий бизнесмен, владелец успешного рекламного агентства.
Я знаю, что пара девчонок с работы в него влюблены. Ну, или почти влюблены. И я вполне их понимаю.
Мы делаем заказ, официант отходит, и снова повисает неловкое молчание.
— Извини, — улыбаюсь я. — Я не знаю, о чем говорят на свиданиях.
— О чем угодно!
И снова молчание, я изо всех сил надеюсь, что Андрей его нарушит.
— Твоя дочь спросила, когда мы поженимся, — с улыбкой сказал он.
Теперь я смутилась еще больше.
— Понимаешь, у нее такой возраст… Она просто…
— У нее замечательный возраст. И сама она замечательная. — говорит он. И тихо добавляет: — И ты тоже.
Я снова смущаюсь. Щеки заливает краска.
— Маша… я очень хочу, чтобы мы были вместе. Быть рядом. Заботиться о вас.
Он смотрит на меня, и его карие глаза излучают тепло. Но только я вижу перед собой другие глаза — серые, стальные и взгляд пронизывает насквозь.
Сегодняшняя встреча в торговом центре всколыхнула то, о чем я так хотела забыть. Я понимаю, что не должна, не имею права обманывать Андрея! Он хороший. Он заслужил кого-то, кто полюбит его по-настоящему.
И вряд ли это буду я. Я отвожу глаза, верчу в руках тонкую ножку бокала:
— Знаешь, Андрей, прости… Я не хочу давать ложных надежд, понимаешь… Я думала, что готова… Но, кажется, я совсем не готова… Так что прости…
Мне стало стыдно за то, что я подала ему надежду. Хотелось уйти как можно скорее. Теперь я понимала: все это такая глупая идея. Я ведь не была влюблена в него. И прекрасно это знала. Просто потянулась к теплу, в котором так нуждалась.
— Он очень тебя обидел? — вдруг спрашивает Андрей.
Я останавливаюсь на полуслове. От неожиданности мои пальцы разжимаются, и бокал едва не падает на стол.
— Кто он?
Но, кажется, я уже знаю ответ.
— Отец Алисы.
Я прислушиваюсь к себе. Я не чувствую обиды. Нет, однозначно — то чувство, которое я сейчас испытываю — это не обида. Скорее, мне страшно и тревожно. Андрей всё ещё ждёт ответа, и я отвечаю:
— Нет. Я просто очень его любила. Но сейчас это в прошлом.
— Вот и хорошо, — улыбается Андрей, но теперь я уже слышу в его голосе напряжение. Понимаю, что задела его и, возможно, даже причинила боль. Хотя, именно ему причинить её совсем не хотела.
