Мне безумно больно. Больнее, чем когда бы то ни было. Я чувствую себя так, как, наверное, чувствует себя приговоренный к смертной казни, которому по ошибке решили даровать жизнь, а теперь объявляют, что приговор остается в силе.
— Никто и не думал над тобой смеяться, — в жутком волнении говорит Терри. — Все, наоборот, чуть не плакали, потому что видели, как мы оба мучаемся. Ты же сама не хочешь меня бросать! Ведь правда, Джесси?
Высвобождаю руку. Столь любимое мною тепло его ладони в эти минуты жжет и терзает. Качаю головой.
— Не хочу. И правда сделала бы все, что в моих силах, чтобы мы снова были вдвоем и чтобы зажили более мирно, более счастливо. — Мгновение-другое молчу. — Если бы это случилось само собой, — договариваю я едва различимо, потому что горло сжимает ком слез. — Только по твоей и моей воле. Если бы я не чувствовала себя такой дурой… — Зажимаю рот ладонью, чтобы не плакать.
Терри порывисто хватает меня за руки, чуть выше локтей, и легонько трясет.
— Кто это сделал?! Кто проболтался?! Твои подружки?! Каролина?! Рейчел?!
Качаю головой.
— Джесси, умоляю! Все и так происходит по нашей воле! Это же нужно только нам двоим! Самое главное — будем ли мы вместе. Остальное не имеет значения!
С трудом вырываюсь и насилу подавляю в себе позыв разреветься.
— Терри, пожалуйста… Мне ужасно плохо. Я хочу домой, отдохнуть.
— Но не можем же мы на этом расстаться?! — опять кричит он.
— Поговорим в другой раз. — Я чувствую жуткую слабость и правда мечтаю возможно скорее очутиться в защищенности отцовского дома.
— Когда? — требует Терри.
— Пока не знаю.
— Подумай, прикинь! Мне важно знать!
— Не сейчас, позднее, — шепчу я, делая шаг в сторону автостоянки.
— Я отвезу тебя! — не желая терять последнюю надежду, восклицает Терри.
Качаю головой.
— Нет.
Отец встречает меня с испуганным видом.
— Ты не сказала, что куда-то собираешься, не позвонила, не оставила записки.
Проходим в кухню. Я тяжело опускаюсь на стул у окна и смотрю на настенные часы.
— Время еще детское.
Отец хмыкает.
— Ничего себе, детское! Первый час ночи! Дети видят десятый сон! Кофе будешь?
— Да, — не задумываясь отвечаю я. Мне в голову приходит ужасающая мысль. А что, если все-все, даже папа, Джимми, Дин и все его семейство… Вдруг все кругом были в курсе и только я одна, самая недогадливая, пребывала в неведении? Что, если выяснится, что так оно и есть? Тогда я, честное слово, не знаю, как дальше жить…
Перед моими глазами, как будто нарочно, мелькает папино лицо, каким оно было вечером после нашего с Терри развода. Он очень странно себя вел. Неужели же?..
Вскакиваю со стула, подлетаю к отцу, убираю из его руки пакетик с молотым кофе и мертвой хваткой вцепляюсь в его запястья.
— Скажи мне правду, папа! Умоляю! Если мое счастье для тебя не пустой звук, если ты хоть немного меня любишь, пожалуйста, скажи…
Отец смотрит на меня испуганно.
— Что с тобой? Ты случайно не заболела?
— Ответь же! — настойчиво прошу я, слегка тряся его руки.
Папино лицо напрягается, на лбу углубляются складки. Я неотрывно смотрю в его глаза, стараясь определить по ним, как по детектору лжи, честен ли он.
— Твое счастье для меня важнее всего на свете. Твое и Дина, — быстро добавляет он, хоть мы все давно знаем, что ко мне отец относится с большим трепетом, нежели к моему старшему брату.
Дин, насколько я могу судить, не обижается и смотрит на отцовскую бескрайнюю любовь ко мне где-то даже с юмором. Когда умерла мама, Дину было шестнадцать лет. Мама, хоть я об этом не подозревала, поскольку к тому времени еще не успела повзрослеть, наоборот, любила чуть больше его, Дина. Так что родительского обожания нам в детстве досталось в одинаковой мере.
— Но какую правду ты хочешь услышать, клянусь, не пойму, — договаривает отец.
— Обо мне, Терри, нашем разводе, Каролине, Рейчел, Тайборе, Фредди и дедовом празднике! — выпаливаю я.
Отец сильнее морщится и немного наклоняет голову вперед.
— Рейчел? Дедовом празднике? Как они связаны с вашим разводом?
Я пристальнее всматриваюсь в его глаза. И постепенно успокаиваюсь. Кого-кого, а родного отца я знаю как свои пять пальцев. И фальшь, даже если бы он очень постарался не выдать себя, наверняка бы почувствовала.
Отпускаю его запястья и вижу, что на них остались красные следы. Прижимаю ладонь к губам.
— Ой, пожалуйста, прости. Наверное, было больно? Я не хотела…
Папа улыбаясь потирает руки.
— Ерунда.
Порывисто обнимаю его и прижимаюсь щекой к его щеке.
— Значит, ты ничего-ничего не знаешь?
— С Рейчел и остальными знаком, — полушутливым тоном отвечает папа. — Но вот о дедовом празднике слышу впервые. Это что? Какой-то особенный день? Когда поздравляют всех дедов?
Я хихикая отстраняюсь. На сердце чуть-чуть легчает.
— Нет. Это день рождения одного деда, конкретного. Бэзилу, дедушке… гм… — Спотыкаюсь. Все это время я ни полусловом не обмолвилась отцу об отношениях с бывшим мужем. — Дедушке Терри недавно стукнуло семьдесят пять… — Умолкаю.
Папа окидывает меня быстрым внимательным взглядом и кивает на стул.
— Скорее рассказывай, что там у вас стряслось. Но сначала сядь и расслабься.
Послушно выполняю указание, а отец продолжает заниматься кофе.
— Понимаешь… — Выкладываю все без утайки. Рассказываю даже о том, что в ту ночь оставалась не у Каролины, а в своем прежнем доме, под боком у мужа, отделиться от которого мне все не судьба.
Когда кофеварка начинает булькать, отец, не прерывая моего рассказа, достает две чашки, наполняет их кофе, немного придвигает ко мне стол и ставит передо мной одну из чашек. Я лишь едва заметно киваю в знак признательности и взахлеб продолжаю. А заканчиваю свой невеселый рассказ слезами, которые в себе больше не могу удержать.
— Ну-ну. — Отец обнимает меня и похлопывает по спине. — Плачем делу не поможешь.
— Хотела бы я иметь железную волю и нечеловеческую выдержку. Но ведь их нельзя ни купить, ни даже украсть. — Несчастно всхлипываю.
Папа, тихо смеясь, еще раз обнимает меня и возвращается на свое место.
— Совершенно верно. Но человеку дано развиваться, воспитывать себя.
Мрачно киваю.
— Я и воспитываю. В противном случае лила бы слезы всю дорогу. После развода и после вчерашнего визита к деду. — Вздыхаю, вытирая щеки. — Все, больше не буду.
— Вот и правильно. — Отец заглядывает в свою пустую чашку. — Кофе еще хочешь?
— Я и этот-то не выпила.
— Этот уже холодный и невкусный.
