Почему-то мне неловко от этих воспоминаний, хотя я и сейчас считаю, что он получил за дело. Заставляю себя отвлечься и готовлю холодный компресс, заворачивая несколько льдинок в пакет, а затем в хлопковое полотенце.
— Подержи, только недолго, минут пять-семь, — протягиваю мужчине свёрток. — Через час ещё один сделаю.
— Спасибо, — он устраивается на диване, упирается затылком в подголовник и закрывает здоровый глаз.
На секунду меня прошивает просто безумным желанием сесть рядом, подлезть ему под бок и обнять. С трудом справляюсь с собой и торопливо иду в детскую.
Вся вторая половина дня проходит спокойно и как-то… по-семейному. Демьян сначала сидит на кухне, а потом приходит к нам с Костей. Я объясняю мальчику, а заодно и его папе, что ему сейчас нельзя напрягаться, поэтому какое-то время мужчина просто наблюдает, как мы собираем лего, затем помогает сыну нарисовать какую-то очередную картину в школу. Выходит, конечно, голимый авангард — Демьян без линз рисует ещё хуже, чем я со своими двумя глазами.
Ближе к вечеру я успеваю сбегать в аптеку за теми лекарствами, которые выписал врач. Вручаю недовольному шефу капли и мази и чуть не силком отправляю делать всё, что велено. Теперь понятно, что имел в виду офтальмолог, когда говорил про Кудинова. Вот уж правда, больной мужчина хуже ребёнка.
Вечером, уже после ужина, когда укладываю Костю спать и читаю ему на ночь, мальчик внезапно спрашивает:
— Оля, а ты ведь останешься?
В горле моментально встаёт комок.
— Останусь? — спрашиваю его, пытаясь потянуть время.
— Ну да, в смысле, останешься с нами? Со мной и с папой? Не уедешь?
Ребёнок смотрит на меня серьёзно, и я вдруг совершенно отчётливо понимаю, что не могу и, видимо, никогда уже не смогу бросить его.
— Нет, я никуда не уеду, — поправляю ему одеяло.
— Обещаешь? — в меня впивается совершенно не детский взгляд, и я уверенно киваю:
— Обещаю!
Спустя полчаса выхожу из детской и медленно иду на кухню, где горит свет.
— Заснул? — Демьян, стоя ко мне спиной, достаёт чашки.
— Да, — отвечаю тихо.
— Я заварил чай. Садись, отдохни, денёк сегодня был тот ещё.
Прислоняюсь боком к кухонному уголку, смотрю, как мужчина разливает пахнущий мятой напиток, ставит чашки на стол.
— Оля? Что такое?
Решившись, делаю шаг вперёд и кладу руки ему на грудь.
— Я хочу отдать свой долг.
Мужчина смотрит на меня растерянно, но спустя секунду на лице проступает понимание.
— Не любишь ходить в должницах? — он улыбается и обнимает меня, прижимая сильнее.
— Терпеть не могу, — соглашаюсь шёпотом.
Меня увлекают к дивану. Демьян садится и помогает мне устроиться верхом у него на коленях.
— Я ведь могу получить свой долг так, как хочу? — спрашивает, заметив неуверенность на моём лице.
— Три поцелуя? — уточняю с нервной улыбкой.
— Не волнуйся так, — он успокаивающе гладит меня по талии, но ниже не спускается, — я совершенно точно сегодня ни на что большее не способен. Так что ты выбрала удачное время. Ну, или неудачное — как посмотреть, — проводит по моей скуле кончиками пальцев, заправляет за ухо выбившуюся прядь, задевает тугой пучок. — Распусти его?
Завожу руки за голову и одну за другой вынимаю шпильки. Тяжёлая копна падает на грудь.
— Длинные, — говорит Демьян с восхищением, пропуская пряди сквозь пальцы.
Запускает обе руки в волосы, слегка оттягивая их назад, и подаётся вперёд, его губы оказываются в каких-то миллиметрах от моих. Первое касание лёгкое, чуть щекотное, как будто по коже водят пёрышком, но оно очень быстро становится глубже, сильнее, я закрываю глаза, и всё вокруг перестаёт существовать — остаётся только этот поцелуй, ощущение чуть колющейся от проступившей щетины кожи под моими пальцами, и мужских ладоней то в волосах, то на бёдрах и спине: прикосновений, прожигающих даже сквозь одежду.
Мы отрываемся друг от друга, по ощущениям — спустя вечность. Тяжело дышим и молчим. Он первым делает следующее движение, но я успеваю прижать палец к его губам.
— Теперь моя очередь, — шепчу ему тихо, давлю на твёрдую грудь, заставляя откинуться на диван.
Склоняюсь над ним и веду своими губами по его приоткрывшимся, сначала верхней, потом нижней. Слегка прихватываю и тут же отпускаю. Потом ещё раз, и ещё… Мужчина позволяет мне делать то, что хочу, только дышит с трудом, грудная клетка под моими руками быстро-быстро поднимается и опускается. А когда я, наконец, по-настоящему целую его, он с силой сминает мои губы и негромко стонет, прижимая меня к себе.
«Нам пора остановиться», — проносится в голове отстранённая мысль. Вот только моему телу совершенно плевать — оно мягкое, как воск, и плавится так же, вжимаясь в мужское — твёрдое, как камень, причём во всех смыслах.
Но всё же мозг отчаянно пытается достучаться до взбесившихся гормонов, и я кое-как разрываю объятия. Ловлю абсолютно ошалевший взгляд мужчины, цепляюсь глазами за синяк на его лице.
— Тебе противопоказаны физические нагрузки, — с трудом выдыхаю первое, что приходит на ум.
— Плевать, — он тянется ко мне, но я отстраняюсь.
— Не надо торопиться.
Демьян опять откидывается на спинку дивана, прикрывает глаза одной рукой, глубоко дышит.
— Неприятно это признавать, но ты права, — говорит, наконец.
Я, завозившись, пытаюсь слезть с его колен, и меня отпускают, но недалеко — притягивают под бок, крепко обнимая.
— Посиди тут.
Обхватываю его обеими руками, прижимаясь, утыкаюсь носом ему в плечо.
— Третий поцелуй пока остаётся за тобой, — он улыбается, глядя на меня сверху вниз.
— Ладно уж, — фыркаю, устраиваясь поудобнее.
Мне так хорошо, что даже спорить не хочется. Вспыхнувшее было возбуждение немного улеглось, оставив после себя усталость. Лениво размышляю, что мужчине наверняка сложнее, но всё же он сидит спокойно и не пытается форсировать события.
— Ты уже засыпаешь, — слышу вдруг голос и понимаю, что действительно чуть не задремала. — Я бы отнёс тебя в постель, но мне запретили поднимать тяжести. Прости, принц из меня неважный.
— Чудовище всегда казалось мне значительно более симпатичным, — отлипаю от Демьяна и потягиваюсь, а затем бросаю на него хитрый взгляд. — Тяжести? Хочешь сказать, я толстая?
— Нет-нет-нет, я совсем не это имел в виду! — в голосе слышится такой искренний испуг, что я фыркаю.
— Да шучу я.
Он облегчённо выдыхает и смотрит на меня с улыбкой.
— Как насчёт того, чтобы проследить за тем, правильно я лежу или нет?
Бросаю скептический взгляд на мужчину.
— Извини, я не собирался на тебя давить, — говорит тихо. — Но… так хочется, чтобы ты была рядом.
Поколебавшись, протягиваю ему руку.
— Пойдём.
— Кто ты такая и что
