— Пожалуйста, — прошептала Белинда.
Он прервался, колеблясь, взглянул на нее. И она повторила более настойчиво:
— О, пожалуйста, прошу тебя…
Освальд приподнялся над распростертым перед ним роскошным, полным невыразимой женственности телом и начал медленно опускаться. Она смотрела на него широко открытыми, но затуманившимися от неутоленной страсти глазами, молча умоляя насытить ее голод. Как же я люблю его, было последней мыслью Белинды перед тем, как он взял ее, властно, но нежно, лишив всех остальных мыслей, кроме одной: еще, еще, еще…
Никогда в жизни он еще не желал так неистово ни одной женщины. И он любил ее долго и медленно, чтобы она насладилась его любовью, поверила в нее. Возносил на вершины блаженства и бросал в пропасть свершения, снова будил яростный голод и опять утолял его, продолжая шептать лишь одно слово:
— Линда, Линда, Линда…
Потом они долго лежали, удовлетворенные и умиротворенные, улыбаясь от почти невыносимой нежности.
Господи, это же не только секс, поняла Белинда, это любовь, настоящая любовь. Она отдала ему всю себя, всю свою душу. И, не выдержав безмерности переполняющего ее чувства, заплакала. Слезы тихо текли по щекам и беззвучно падали на подушку, но Освальд все равно почувствовал и начал снова целовать ее медленно, ласково, любовно.
И вскоре, прижавшись к его широкой груди, она уснула.
Яркое солнце заливало комнату, освещая кровать. Лежащая на ней женщина зашевелилась, потянулась, провела по простыне рукой… И резко села. Постель рядом с ней была пуста, тихо тикающие часы показывали начало первого. Больше ничто в доме не нарушало тишины.
Белинда тряхнула головой, прогоняя остатки сна, и попыталась понять, что же случилось. Где же Освальд? Куда он делся? Почему не разбудил ее поцелуем?
Господи, внезапно похолодев, поняла она, так вот в чем был его план! Заманить ее в постель, соблазнить, сделать своей и потом бросить, как она бросила его.
Белинда застонала. Конечно, все могло кончиться только так, а не иначе. Она должна понести наказание за то, что влюбилась в убийцу Джона, за то, что отдалась этому Дон Жуану.
Что же ей теперь делать? Вот именно сейчас, немедленно?
Да все то же самое, что в прошлый раз. Собраться и бежать. Слава Богу, у нее есть деньги, которые дал ей Брендон, и она сумеет как-нибудь добраться до Сиднея.
Все совершенно ясно: Освальд вспомнил о Саманте и немедленно раскаялся, что переспал с ней, Белиндой.
Двигаясь, как автомат, она поднялась с кровати, прошла в ванную, приняла душ, почистила зубы, расчесала волосы и вернулась в спальню. Осталось только одеться, взять чемодан и уйти.
Дверь отворилась — на пороге стоял улыбающийся Освальд. Оглядев ее, он одобрительно заметил:
— Ты похожа на Афродиту, вышедшую из пены морской.
— Я как раз собиралась одеваться, — произнесла Белинда.
— У меня есть идея получше. Иди поцелуй меня и залезай обратно в постель.
Но она покачала головой.
— Не могу…
— Конечно, можешь, — радостно заявил он. — В честь праздника мы поедим в постели.
— О-о-о… — протянула она.
— Но мы не обязаны ограничиваться завтраком, если ты разочарована.
— Нет-нет, — поспешно отозвалась Белинда.
— Жаль. Ну ладно, все же иди сюда и поцелуй меня.
— Пожалуйста, Освальд, — умоляюще прошептала она.
Он внимательно посмотрел на ее лицо, выражающее безграничное отчаяние.
— Значит, прошлая ночь ничего не изменила?
— А ты ожидал, что изменит?
— Может, и нет, — согласился он. — В конце концов мы еще столько всего не обговорили. — И быстро добавил: — Но сейчас не время. Завтрак ждет. Где ты хочешь поесть — здесь или в кухне?
— В кухне. — Она сделала выбор без малейшего колебания.
— Очень хорошо. — Освальд повернулся и вышел.
Белинда быстро оделась и прошла в кухню. Он был уже там, одетый в легкие брюки и футболку, подчеркнувшую его широкие плечи и мускулистую грудь.
Кивнув на накрытый стол, он молча предложил ей сесть, суетясь у плиты. На сковороде шипела яичница с маленькими сосисками, рядом жарились крохотные крепкие грибочки, каких Белинда никогда не видела. Тихо закипал кофейник. Все было мирно и уютно, будто тут собрались завтракать не противники, а любящие супруги.
— Чего тебе положить? Хочешь попробовать всего понемногу? — предложил Освальд и, не дожидаясь ответа, начал накладывать еду ей на тарелку. — Знаешь, а я проголодался, — сообщил он.
Белинда с удивлением обнаружила, что и сама голодна, как стая волков в зимнюю бескормицу на Юконе. Они поели в полном молчании, а когда тарелки опустели, Освальд отнес посуду в посудомоечную машину и вернулся с кофе.
Белинде было не по себе. Напряженная, смущенная, она мечтала оказаться где угодно, только не здесь.
Налив кофе и сев на свое место, Освальд сказал:
— Нам надо серьезно поговорить. Где ты предпочитаешь сделать это — здесь или пойдем к озеру?
— Я предпочитаю не разговаривать вовсе.
— Нет уж, по крайней мере, изволь объяснить, почему ты все-таки ушла таким образом: молча, не сказав ни слова, не попрощавшись.
— Я уже объяснила.
— Ерунда, это все отговорки. Я хочу знать, почему ты решила отказаться от работы и вернуться в Калифорнию.
В ответ она только молча замотала головой.
— Нет уж, как человек, ответственный за твой переезд на другой конец света, я имею право знать правду.
Белинда продолжала упрямо молчать. Тогда Освальд решил зайти с другой стороны.
— Ну хорошо, если ты твердо вознамерилась уехать, то почему именно таким образом? Просто глупо удирать, не имея обратного билета. И, кстати, уж если ты потеряла деньги, то почему не обратилась ко мне?
— Как ты узнал, что я потеряла деньги?
— Когда я разговаривал с Брендоном, он признался, что достал для тебя денег.
— Но ты же говорил, что это не Брендон выдал тебе, где я!
— Да, и продолжаю говорить. Сначала я даже понятия не имел, что вы с ним встречались. Но потом узнал из совершенно другого источника, что Брендон имеет какое-то отношение к твоему исчезновению. Но он признался только тогда, когда я позвонил ему в Мельбурн и сказал… — Освальд резко замолчал.
— Что? Что приедешь и изобьешь его до полусмерти?
Он в недоумении уставился на нее.
— Но тебе ведь это отлично удается — бить тех, кто слабее тебя, разве нет, всесильный Фергюссон? — с нескрываемой горечью спросила Белинда.
Освальд внимательно посмотрел на нее.
— Что заставляет тебя так говорить?
Воздух был так перенасыщен напряжением, что, казалось, вот-вот заискрится.
