Броуди качал головой. Ей показалось — она не могла быть полностью уверенной, но была почти уверена, — что в глазах у него блеснули слезы.
Что ж, с непривычным для себя цинизмом подумала она, никто не любит, когда рассеиваются иллюзии.
И теперь, когда она разрушила его фантазии и увидела, как это на него подействовало, собственная обида и горечь побуждали ее повернуть нож в ране.
— Я понятия не имею, кто это был! — Ее голос звучал так резко, что она его не узнавала. — Это мог быть кто угодно. Может быть, совершенно незнакомый человек! До этого у меня не было мужчины. В то утро, когда я приехала на концерт, я была девственницей… а когда возвращалась домой, уже не была! Так что видишь, Броуди, я отнюдь не принцесса! Принцесса никогда бы не вела себя подобным образом. Я отдалась кому-то — может, даже незнакомому человеку… — Слезы душили ее, но она знала, что надо продолжать. — Более того…
Броуди вскочил со скамейки и рванулся к лестнице.
Ошеломленная, она смотрела ему вслед. Она, конечно, знала, что это произойдет. Глупо было надеяться, что, узнав ее историю, он захочет продолжать отношения с ней. Но в глубине души она надеялась, что он поймет…
Она ошибалась.
А ведь она даже еще не рассказала ему о своей беременности!
Но он больше ничего не хотел слышать.
Он услышал достаточно!
Слезы застилали ей глаза. Рыдая, она повернулась и нетвердой походкой направилась к двери.
— Кенни! — Нежность в его голосе остановила ее. — Куда ты?
Она медленно повернулась и сквозь пелену слез увидела протянутую ей руку.
— Идем, — просто произнес он. Она не двинулась с места.
Броуди подошел, своей большой, сильной и теплой рукой взял ее холодную, дрожащую ладонь.
— Пойдем, — повторил он. — Я должен тебе кое-что показать.
Показать? Что?
Ничего не видя от слез, Кенни покорно пошла вслед за ним.
Он включил свет и, проведя ее по узкому коридору, остановился перед закрытой дверью.
Затем повернулся к ней.
— Сюда, — тихо произнес он. Открыл дверь и включил свет.
— Здесь всегда была моя спальня, — сказал он. — До тех самых пор, пока я не переехал шесть лет назад.
На подгибающихся ногах Кенни вошла и огляделась. Комната была маленькая, там стояли узкая кровать, испещренный царапинами комод для белья и самодельный письменный стол…
На одной стене висела пробковая доска в желтой рамке, на другой — четыре огромные афиши…
Афиши «Блэк бэте»!
У Кенни промелькнула мысль: должно быть, Броуди тоже любил эту группу.
Он подвел ее к пробковой доске.
Чувствуя на себе его внимательный взгляд, Кенни озадаченно смотрела на предметы, приколотые к бежевой пробке.
Их было только три: обрывок билета на концерт «Блэк бутс» в Меривейл-парке. Лента в розовую и белую полоску.
И фотография…
Билет притягивал ее взгляд, но ум, казалось, совершенно атрофировался.
Значит… Броуди тоже был на том концерте!
Она подошла поближе, внимательно посмотрела на ленту.
Затем неуверенно, робко, словно лента была раскаленной добела, протянула руку и потрогала ее. Она была из тончайшей тафты, чуть тронутой временем… У самой Кенни была точно такая же, она завязывала ею волосы в тот день, когда состоялся концерт «Блэк бэте».
Как во сне, она перевела взгляд на последний предмет — фотографию.
Когда она увидела на блестящей цветной фотографии Броуди и себя, ей показалось, что у нее начались галлюцинации. Горло сжало так, что она едва могла дышать.
Они прислонились к фургону, солнце светило им в спину, и Броуди обнял ее. Он смотрел на нее с неотразимой улыбкой, покорившей ее сердце, а она смотрела на него с таким обожанием, что едва не вскрикнула.
— Ты не помнишь? — От бархатного, ласкового голоса Броуди ее охватила мелкая дрожь. — Ты не помнишь ту ночь? Ту ночь в парке?
Кенни чувствовала, как он кончиками пальцев коснулся ее подбородка, чувствовала, как он повернул ее лицо к себе, и видела следы слез на его щеках. Слезы наворачивались и на ее глаза, она едва видела Броуди.
— Это… был ты? — прошептала она, не в силах поверить, не смея поверить. — Это действительно был ты?
— Ну да, — хриплым голосом ответил он, обнимая ее. — Действительно я. И мы, дорогая моя, не занимались сексом. Мы любили друг друга! И дали друг другу обещание. Ты в ту ночь пообещала мне, что всегда будешь девушкой Броуди Спенсера. Ты моя девушка?
— О, Броуди! Я никогда больше не была ничьей!
Значит, Меган — его дочь!
Даже в самых смелых мечтах ей в голову не могло прийти нечто подобное. Впервые за много лет она почувствовала себя по-настоящему счастливой.
— Ах, солнышко! — пробормотал Броуди, притягивая ее ближе и целуя в лоб. — Наконец мы снова вместе…
— Броуди, мне еще кое-что надо тебе сказать, мы должны поговорить о том, кто отец Меган…
— Потом, — прошептал он ей на ухо. — Я слишком долго ждал этого…
Пока он осыпал ее губы поцелуями, ей невероятным усилием воли удалось побороть неудержимое желание поделиться с ним правдой. Правдой, которая сделает его еще счастливее, чем сейчас, если это возможно.
Но не стоит ли сначала сказать Меган? Разумеется, девочка имеет право узнать, кто ее отец, раньше, чем все остальные. Она так долго ждала настоящей семьи.
Решено: сначала она все расскажет Меган!
А потом — Броуди.
И она отдалась нежным поцелуям Броуди. Сегодняшняя ночь будет принадлежать им, и только им!
— Спасибо, Хейли! — кричала Меган в открытое окошко «вольво», уезжая от Спенсеров следующим утром. — Такого замечательного дня рождения у меня еще никогда не было!
— Пока, Меган! — Хейли и Джоди, стоя на лужайке, махали вслед.
Когда машина подъехала к концу улицы, Меган поерзала на сиденье и спросила:
— Мистер Спенсер, а почему за мной не приехала мама? Она же обещала!
— Я видел твою маму — был у нее в «Роузмаунте»… Она попросила привезти тебя домой. Сказала, что у нее есть большой сюрприз для нас обоих.
— Что бы это могло быть?
— Можно гадать сколько угодно, куколка, но, поскольку мне в это субботнее утро не придется заниматься уборкой, я не жалуюсь!
Меган хихикнула.
— Вы не забыли мои подарки?
— Нет, они все в багажнике.
— Мама вам говорила, что подарила мне на день рождения компьютер? Это для занятий, но можно и в игры играть. Он такой умный, и она его поставила у меня в спальне…
Девочка продолжала болтать, но Броуди слушал вполуха.
Солнце сияло, день стоял прохладный, но приятный, и весь мир казался прекрасным.
