— Тебе не было все равно, что он о тебе думает.
Дев кивнул, но тут же покачал головой:
— Некоторым образом. Конечно, мне по-прежнему хотелось, чтобы меня хлопнули по спине, сказали: «Молодец, сынок!» — и все такое. Но больше всего мне просто хотелось услышать его голос. Он так усердно трудился, чтобы достичь своих целей, и все их достиг. Я должен был забыть о своей гордыне. — Он говорил тихо и смиренно, совсем не так, как тогда, на пляже.
— Он тоже мог тебе позвонить, — возразила Руби. — Ты его сын, но ведь и он — твой отец.
Дев улыбнулся:
— Конечно, мог. Но он был старый упрямец. По словам мамы, у него и в мыслях не было мне звонить. Или пойти с ней, когда я приезжал и мы с мамой встречались. Правда, и я такой же… Упрямством я пошел в него. — Он осторожно вынул записную книжку из рук Руби. — Знаешь, что здесь? Кассовые сборы всех моих фильмов. Всех до единого, начиная с того, дурацкого, который снимали на Золотом Берегу. Как только отец выяснял, сколько я получил, он все записывал сюда.
Он полистал страницы, пробегая пальцем по строчкам.
— Как-то… — Руби не сразу нашла нужное слово.
— Грубо? Жестоко? По-торгашески? Да. Но отец был таким. Деньги, доход — это то, что он понимал. И уважал мои гонорары… чего нельзя сказать о моей профессии.
— И тебя не беспокоит, что он сосредоточился только на денежной стороне?
Дев вернул ей записную книжку. Руби раскрыла ее наугад. Теперь она лучше понимала нацарапанные буквы и цифры. Счет велся скрупулезно: кассовые сборы по всему миру, продажи DVD — Купер-старший записывал все. Здесь требовалась кропотливая работа. Наверное, отец Дева просидел над записями не один час…
— Нет, — ответила она самой себе.
— Нет, — повторил он.
— Сегодня я ходил к врачу, — признался Дев позже, в постели.
Руби прижималась к нему спиной. Она так долго молчала, что он решил: наверное, заснула.
— И что? — спросила она наконец.
От ее светлых волос пахло сладким пирогом или печеньем.
— Шампунь с ванильным ароматом, — объяснила она.
Он не собирался ничего ей рассказывать, и все же рассказал, хотя о визите к врачу не говорил даже с мамой, хотя приехал к ней сразу от доктора…
Решение он принял накануне ночью.
Все должно измениться… и он сам должен измениться. Но никто, кроме его самого, не в силах на него повлиять.
— Доктор считает, что я имею право на депрессию, — продолжал Дев и заспешил, боясь, что раздумает. Руби имеет право знать. — Бессонница, отсутствие аппетита, ужасное самочувствие по утрам… Судя по всему, это классические симптомы.
Ему показалось или она в самом деле напряглась в его объятиях?
— Я думала, депрессия — это когда… Ну, не знаю. Когда люди не хотят никуда выходить из дома… Не могут работать, не могут ничего делать, ничего… не чувствуют. — Она говорила очень тихо, почти неслышно.
— Да, наверное. Доктор объяснил, что бывают разные виды депрессии, рассказал о симптомах. Все сходится, и все вполне очевидно. Честно говоря, я даже почти не удивился.
Она приподнялась на локтях, посмотрела на него. Потом перевернулась на другой бок. Ее лицо оказалось совсем рядом. Но в тусклом свете невозможно было понять, о чем она думает…
Ему вдруг стало холодно.
— Так и знала: что-то не так… с нашей первой встречи. — Она потянулась к нему, погладила по скуле, по щеке, по губам. — Я должна была сама обо всем тебя расспросить… надавить.
Дев смущенно поморщился:
— Я бы все равно ничего не сказал.
Руби продолжала, как будто и не слышала:
— Я нарочно закрывала глаза на то, что с тобой происходит. И по ночам уезжала к себе, хотя знала: с тобой что-то не так.
— Ты ничего плохого не сделала, — возразил Дев. — Кстати, ты спрашивала, что со мной, но я не говорил. Считал, что еще рано.
— Извини, — сказала она, скрещивая руки на груди.
— Не извиняйся. Раньше я называл тебя «отвлекающий момент». И относился к тебе соответственно…
Вначале все было очень просто: им овладело влечение. И жажда погони. Он стремился завоевать девушку, которая его отвергала. Но близость с Руби опьяняла, служила резким контрастом с серыми днями и черными ночами. Хотя… даже ее присутствия не хватало, чтобы он выбрался на поверхность.
Но позже, может быть, даже в самый первый раз, когда она побывала в этой комнате — когда она готова была на все, лишь бы доставить его на съемочную площадку, — его отношение к ней изменилось. Нет, влечение никуда не делось. Что-то было в Руби, в ее улыбке, глазах…
А теперь все еще больше запуталось. Теперь им так хорошо вместе, что они могут подолгу молчать, не ощущая никакой неловкости. Иногда ему кажется, что такой близости у него не было ни с кем. С ней уютно, но одолевают незнакомые чувства.
— Отвлекающий момент… — очень-очень тихо повторила Руби.
Он механически потянулся к ней, но она отодвинулась, и его рука соскользнула с ее бедра.
— В самом лучшем смысле слова.
Ее губы изогнулись в безрадостной улыбке, и он понял, что совершил ошибку.
— Ты не просто отвлекающий момент, ты…
— Что же дальше? — Она не дала ему договорить.
Ему не сразу удалось сосредоточиться.
— Что ты имеешь в виду? Мою депрессию?
Взгляд ее метнулся к потолку. Какое ужасное слово! Оно… липнет, как ярлык, а ей не хотелось наклеивать на него ярлыки.
— Врач дал мне почитать брошюры, велел подумать. Мы еще раз встретимся через несколько недель.
— Когда закончатся съемки.
— Да.
— Как-то…
— Похоже на спад? — подсказал он, и она кивнула. Дев продолжал: — Да. Мы немного поговорили, и, хотя я еще раньше решил навестить маму, после слов доктора все стало яснее. Депрессия — всего лишь следствие. Я должен найти причину.
— Как по-твоему, ты ее нашел?
Дев чуть подвинулся.
— Может быть. Надеюсь. — Интересно, удастся ли ему сегодня заснуть без таблеток?
Он ждал, что Руби забросает его вопросами, но она молчала. Они лежали рядом, не прикасаясь друг к другу.
Больше всего ему хотелось обнять ее, прижать к себе. Но, если он так сделает, она уйдет. Ее невозможно удерживать… И все же ему хотелось, чтобы она была рядом, пусть даже на расстоянии вытянутой руки. Поэтому он не прикоснулся к ней и не произнес ни слова. И, наконец, заснул.
Руби не спалось. Какое-то время она подремала, но в основном лежала и смотрела на него.
Неужели все в самом деле так просто? Один визит к маме, одна старая записная книжка — и Деву сразу полегчало? Что-то не верится.
Правда, он в самом деле стал другим. Как будто внутри у него зажегся свет, а потом погас. Он так же часто мрачнел, но почти не уходил куда-то внутрь себя, не мучился сознанием собственной вины. С его плеч как будто свалился тяжелый груз.
