Ни разу в жизни не знакомился в общественных местах, не приставал к незнакомым девушкам, чтобы привлечь их внимание, но именно сейчас словно кто-то подталкивает меня, шепча на ухо: «Ну чего ты медлишь? Давай!»
— Девушка! — окликаю ее. Но бег эскалатора заканчивается, она ступает на твердый пол и, свернув в сторону, ускоряет шаг. Спешу за ней, а затем торможу, замечая приветственный взмах рукой, адресованный кому-то, а затем Рыжуля теряется в толпе, оставляя после себя необъяснимое чувство потери.
Хмурюсь, потирая указательным пальцем переносицу. Вздыхаю — видимо, не судьба — и поднимаюсь на следующий этаж, где в бассейне с шариками, радостно вопя, «плавает» моё маленькое огненное счастье.
ГЛАВА 4
МАРИНА
— Мариш! — канючит моя сестра, сидя напротив меня за столиком в небольшом уютном кафе, где все уже не просто дышит, а живет и громко вещает о приближении самого любимого всеми праздника. — Мариш, ну, будь человеком, а? — не унимается она. — Ну, забери Барона к себе на новогодние каникулы!
— Нет, нет и еще раз — нет! — категорично стою на своем. — То, что я провожу все праздники дома, ещё не повод навешивать на меня вашего пса.
— Ну, систер, ну блин! — Лиска расстроенно кидает чайную ложечку на блюдце, скрещивает руки на груди и, откинувшись на спинку стула, даже отворачивается к окну. Недовольно сопит, надув губы, и в данный момент удивительно напоминает мне своего Барона — французского бульдога забавного персикового окраса с темными пятнами вокруг глаз и на кончиках ушей.
— Лис, ну ты когда его заводила, думала, куда девать будешь, если решишь свалить из дома куда-то кроме нашей дачи?
— Я тогда была не в том состоянии, чтобы загадывать настолько далеко, — с укором в голосе напоминает мне она о том периоде своей жизни.
Да, собака в момент тяжелой личной травмы стала для нее отдушиной, той, на которую можно выплеснуть всю нерастраченную любовь и заботу, получив взамен искреннюю и бескорыстную преданность.
Мне на мгновение становится совестно, и я даже успеваю открыть рот, чтобы, поступившись своими принципами, все же взять животинку к себе, но довольно быстро вспоминаю, что было в прошлое его проживание, и тут же прикусываю язык, не дав словам с него сорваться.
— Есть же приюты, — нахожу альтернативу, отпивая душистый чай из пузатой керамической чашки.
— Угу, — скептически кивает сестра, не разделяя моего энтузиазма. — Ладно, проехали, — все еще обиженно, но уже не так бескомпромиссно закрывает она ею, же заведенную тему.
Пожимаю плечами, отламывая маленькой вилочкой аппетитный кусок мясного пирога. Ноги немного гудят после марш-броска по торговому центру в поисках недокупленных подарков. Устала. Но эта усталость приятная и она не в силах отменить намеченную прогулку по Рождественской ярмарке.
Почти ничто и никто не способен испортить мне предновогоднее настроение, которое в этом году на удивление яркое и с предчувствием какого-то волшебства. Я неспешно допиваю свой чай вприкуску с сытной сдобой. Сестра, все так же дуясь, неохотно ковыряет сладкий десерт. Тему переезда ее «бобика» на временное место жительства в мою однушку мы больше не поднимаем.
На улице уже стемнело. Хотя на часах нет еще и пяти, но зимнее время в наших широтах отмечается короткими днями и длинными ночами — не полярными, конечно, но все же… А еще в этом году выпало на удивление много снега, температура держится чуть ниже нуля, и народ пользуется шикарным подарком природы, гуляя и веселясь на развернувшихся повсюду новогодних площадках.
Яркая иллюминация раскрашивает все вокруг в сказочно-праздничные тона. Звуки праздничных мелодий разносят по воздуху ту атмосферу предвкушения волшебства, которую каждый из нас помнит еще с детства. А ароматы имбирного печенья, безалкогольного глинтвейна и горячего какао, непременно с маленькими комочками воздушного зефира, заставляют даже самого скептически настроенного взрослого поверить в чудо и загадать желание под бой курантов.
— Ну что, на каток? — интересуюсь у Лисы, как только мы выходим из кафе.
— Давай без меня, — отнекивается сестра, видимо, все еще обижаясь.
Останавливаюсь, торможу ее нервный шаг и заставляю посмотреть на меня. Она никогда не умела вовремя спрятать свои эмоции, вот и сейчас, стоит только мне взглянуть в ее глаза, такие же изумрудно-зеленые, как у меня, я считываю все, что в данную минуту творится у нее на душе.
— Лис! — Строгость в голосе и взгляде с детства срабатывали при серьезном разговоре старшей сестры с младшей.
Вот и сейчас эта тактика не дает сбоя. Лиска с шумом выдыхает скопившееся недовольство, оседает на лавку и, хлюпая носом, утирает наворачивающиеся слезы.
— Ну вот что, Марина. Да, Барон целиком и полностью моя ответственность, и я бы взяла его с собой, если бы все документы были в порядке, но… — Она вновь всхлипывает и почти с вызовом вздёргивает подбородок. — Ай, ладно! — вновь обрывает разговор. — Скажу Ване, что не могу с ним лететь. Пусть без меня отдыхает в жарком Тае.
— Василиса, вот не надо крайностей, ладно? Ты еще всех обвини в лишении тебя личной жизни.
— А это не так? Мама вдруг на все праздники решила укатить к своей двоюродной сестре, с которой уже сто лет как не общается. Ты никуда не едешь, но и тебе плевать на мое счастье. Своего нет, и мне не…
И тут сестра замолкает, прикрывает рот ладошкой, а затем вскакивает с лавки и чуть ли не падает на колени передо мной. Успеваю поймать ее на лету, иначе светлые брюки не простят ей встречи со снежной кашей, расплывающейся под нашими ногами.
— Прости, прости, прости! — молит она. — Я не то имела в виду. Мариш, прости! — В ужасе от своих необдуманных обвинений «младшенькая», хватает меня за руку и заглядывает в мое моментально побледневшее лицо.
Она не хотела. Конечно же, не хотела. Уж кто-кто, а Лиска не понаслышке знает, что четыре года назад случилось с моим счастьем и моей такой красивой, словно с картинки, личной жизнью. Сердце до сих пор стягивает колючим обручем от предательства близкого человека, а к горлу подкатывает горечь разочарования, хоть и не такого болезненного, как в первое время, но всё же…
— Ладно, проехали. В этом нет твоей вины, Лис.
Слегка сжимаю ее кисть, вздыхаю и устало улыбаюсь.
— Поехали к тебе, — предлагаю ей, сжалившись, — так уж и быть, возьму к себе твоего троглодита. Но если он будет громко сопеть по ночам, пакостить днем и вообще вести себя не как пес, а как обозревший кот, жить будет на балконе.
— А как же каток? — Радуясь, что не мытьем так катаньем нашла все же, на кого оставить своего любимчика, сестра теперь полна энергии, а мне совсем уже не хочется даже оставаться в этом урагане праздности и веселья.
Хочу в тишину своей уютной «пещерки». Сварить какао, зажечь огоньки гирлянд на елке, включить любимую добрую комедию и провести выходные под теплым пледом, постепенно возвращая себе то ощущение душевного покоя, которое смогло испортить одно лишь упоминание о крахе иллюзий.
Но я лишь безразлично пожимаю плечами, оглядываясь по сторонам. Наворачивающиеся на глаза слезы щиплют, обливая душу горечью набегающих воспоминаний и разочарований.
Еще в детстве я так любила бывать именно на этой Новогодней ярмарке, впитывать в себя ауру сказочного настроения, загадывать желание под напевы сказочных мелодий, грызть жареные каштаны и играть с Лиской в «угадай игрушку на елке». Когда вышла замуж, мечтала родить малыша — все равно кого, мальчика или девочку, — и приходить с ним сюда. Рассказывать свои детские впечатления, слушать его эмоции.
Но все мечтания рушатся, словно неустойчивая башенка Дженга, когда из, казалось бы, стабильного жизненного уклада вынимают лишь одну составляющую, но ту, без которой смысл во всем моем существовании просто перестает иметь значение.
Боль прошлых ошибок с новой силой вгрызается в душу, покрывая ее тонким слоем инея, когда я только-только решила, что излечилась от тягостной тоски, сжиравшей меня все эти долгие четыре года.