расстройства при поступлении. То есть ощущать себя другими людьми они начали уже после того, как попали в больницу. Кроме того, в медицинских картах больных отсутствовала информация о назначении препаратов, которые, как удалось установить из допросов лечащего персонала, регулярно вводились по указанию Петра Петровича. Двое из пациентов, страдающих расстройством личности, скончались в больнице. В одном случае это было самоубийство, во втором – острая сердечная недостаточность. Остальные страдальцы пребывали в состоянии разной степени психологической нестабильности. Общим у всех больных, страдающих диссоциативным расстройством, было одно – все они были одинокими людьми, которых не посещали ни родственники, ни знакомые.
Петр Петрович категорически отвергал все предъявляемые ему обвинения. Через адвоката он пытался заручиться поддержкой медицинского сообщества и требовал своего немедленного освобождения. Однако если в начале следственных мероприятий и коллеги из других клиник, и персонал районной больницы единодушно поддерживали обвиняемого, то по мере обсуждения тактики лечения пациентов с сотрудниками службы судебно-психиатрической экспертизы мнение знавших Петра Петровича врачей менялось. А странных совпадений выявлялось все больше.
Как установило следствие, Петр Петрович проводил больше всего времени именно с теми пациентами, у которых впоследствии обнаружилось нарушение самоидентификации. При этом всех больных вели разные палатные врачи. Очевидно, что сделано это было специально. Согласно принятому протоколу лечения для ведения пациентов со схожими диагнозами обычно назначали докторов, которые были максимально компетентны в лечении данных расстройств. Но Петр Петрович придерживался иной тактики.
В итоге следствие пришло к выводу, что главврач намеренно доводил одиноких пациентов до выраженного расстройства идентичности. Петру Петровичу было предъявлено обвинение в похищении человека и причинении умышленного тяжкого вреда здоровью группы лиц.
Достаточных улик для предъявления обвинения в убийстве пациента с острой сердечной недостаточностью собрано не было. Смерть же Николая Михайловича, схватившегося за оголенный провод от вырванного им же светильника в коридоре, расценивалась как халатность инженера по технике безопасности. Он тоже находился под следствием, но в рамках отдельного уголовного дела.
Суд над главврачом областной психиатрической больницы начался в середине лета после завершения всех следственных мероприятий. В зале стояла невыносимая жара. Единственный кондиционер сломался. Судья и прокурор, одетые в соответствии с протоколом, обмахивались чистыми листами бумаги и стирали со лба капли пота. Народу в зале было немного. Родственники были только у одного потерпевшего. Две крайние скамьи занимали представители местной прессы.
Эдуард с бывшей женой и дочерью сидел недалеко от раскрытого настежь окна. Галина Сергеевна то и дело поправляла прическу и хлопотала над Виктором Николаевичем, обдувая его ярким сувенирным веером. По залу, назойливо жужжа, летали июльские мухи. Заседание уже дважды откладывалось из-за проблем с транспортировкой из СИЗО подсудимого. Все автозаки были использованы для дежурства на оппозиционном митинге в центре города. Наконец постаревшего и осунувшегося главврача ввели в зал суда. В прихрамывающем и сутулящемся человеке с сальными волосами и впалыми щеками Эдуард с трудом узнал лощеного и вальяжного Петра Петровича. Не было ни пушистой бороды, ни закрученных усов, ни плотных румяных щек. Узнаваемым был только взгляд: внимательный и изучающий. Петр Петрович цепко охватил глазами зал, на мгновение останавливаясь на каждом лице. Затем, сильно припадая на левую ногу, он зашел в камеру и, выпрямившись, повернулся в сторону судьи.
После традиционного разъяснения прав и обязанностей обеих сторон прокурор, стараясь хоть как-то ускорить процесс, почти скороговоркой прочел предъявленные подсудимому обвинения, и суд перешел к допросу Петра Петровича.
– Знакомо ли вам имя Дмитрия Николаевича Столярова? – спросил прокурор.
– Не припомню. Возможно, кто-то из коллег или родственников пациентов, – ответил подсудимый.
– Согласно материалам следствия, больше года этот человек насильственно удерживался на территории вашей больницы. Вы ставили над ним эксперименты и выдавали его за Николая Михайловича Петрова. С какой целью вы это делали? – продолжил прокурор.
– Не понимаю сути вопроса. – Петр Петрович едва заметно пожал плечами. – В больнице пациенты проходят лечение, а не «насильственно удерживаются», как вы выразились. Упоминаемый вами пациент действительно находился у нас на лечении с диагнозом «шизофрения» и был переведен к нам из областной больницы номер три с оформленной медицинской картой, паспортом и страховым полисом на имя Николая Михайловича Петрова.
– Вам было известно, что оба документа были поддельными? – прервал его прокурор.
– Проверять подлинность документов не входит в компетенцию главврача, – сухо ответил Петр Петрович. – Я изучил медицинские выписки и приступил к лечению пациента. Именно в этом и состоит моя профессия.
– А как вы объясните то, что главврач областной больницы номер три отрицает факт пребывания данного пациента в своем медучреждении? – продолжил допрос прокурор.
– Это вопрос не ко мне. Я получил документы за подписью главврача и заведующего лечебной частью. Все необходимые печати там тоже присутствовали, – ответил Петр Петрович.
– Подсудимый, скажите, вы когда-нибудь были в больнице номер три? – спросила судья.
– Да, и не раз. В силу своих врачебных задач я часто встречаюсь с коллегами для проведения консультаций и консилиумов.
– Знакомы ли вам подписи главного врача и заведующего лечебной частью данного учреждения, из которого, по вашим словам, был переведен больной?
– Да, конечно. Я много лет сотрудничаю с этой больницей.
– У вас был доступ к печати и медицинским картам пациентов больницы номер три?
– Безусловно, нет, – резко ответил подсудимый.
– В отчетности больницы номер три отсутствуют данные о транспортировке больного в вашу больницу, – вновь вступил прокурор.
– Вероятно, это произошло из-за халатности при оформлении документов, – пожал плечами Петр Петрович.
– Говорил ли вам пациент, которого вы называете Николаем Михайловичем Петровым, о том, что он на самом деле является другим человеком? – Прокурор решил сменить тактику.
– Вы даже не можете себе представить, как часто я слышу различные неправдоподобные вещи от своих пациентов! – усмехнулся главврач.
– Подсудимый, не уходите от ответа. Говорил ли он вам, что его настоящее имя Дмитрий Николаевич Столяров?
– Возможно, и говорил. Но по мере ухудшения его состояния он говорил все больше абсурдных вещей, пока и вовсе не впал в полубессознательное состояние. Мне очень жаль этого пациента. Его психологическое и физическое состояние стремительно ухудшалось вопреки всем приложенным усилиям лечащего персонала. Я прошу вас, уважаемый суд, пригласить лечащего палатного врача Николая Михайловича, который подробно расскажет о проводимом лечении и о профессиональном уходе, который был предоставлен пациенту во время всего срока пребывания в нашей больнице. Я, признаться, был очень расстроен известием, полученным от своего адвоката, что данный пациент впал в кому после того, как его, можно сказать, рейдерски похитили и перевезли в другую больницу. Насколько мне известно, он до сих пор находится в бессознательном состоянии, и его шансы выздороветь минимальны. В нашей лечебнице, прошу заметить, жизни пациента ничего не угрожало. Именно этот факт, уважаемый суд, говорит о том, что меня намеренно оклеветали. Я оказался в тюрьме, а жизнь пациента находится под угрозой.
