Полицейские побывали в гостинице, где жил Динсмор Колетт, устроили обыск в его комнате и нашли в корзине для бумаг его письмо к Лизе, в котором он просил денег и не скупился на угрозы. Это подтверждало слова Корали. Но теперь он был мертв. И Айвор Кавано тоже. Не было смысла дальше расследовать это дело. Вероятнее всего, женщина, которую оба они при жизни использовали, умрет через несколько дней. Оба стрелявших ушли из этого мира и унесли все свидетельства с собой. Их уже нельзя привлечь к суду, нельзя даже выяснить, за что они убили друг друга. За это они будут отвечать перед высшим Судом.
Полиция выяснила, где жили в Нью-Йорке Айвор Кавано и Эррол Хант — они снимали на двоих убогую комнатку в дешевом районе, и даже эта мизерная рента не оплачивалась уже несколько месяцев. Эррол Хант там не появлялся с ночи трагедии. Так что ничего узнать не удалось, разве что недовольная хозяйка нажаловалась полиции на недобросовестных жильцов, да и та не знала о них ничего, кроме того, что они вечно были не при деньгах и не платили вовремя за квартиру. В квартире остались кое-какие вещи — Эррол Хант не вернулся за ними, но, даже перерыв все, полиция так и не могла прийти к определенному выводу, кем же были эти люди и чем занимались. Были найдены кое-какие бумаги, которые могли свидетельствовать об их темном, а возможно и криминальном, прошлом.
Айвора Кавано похоронили за городом; недалеко от того места, на другом государственном кладбище, был погребен Динсмор Колетт. Никто не пришел проводить их в последний путь, кроме муниципальных служащих.
А женщина, которая была причиной раздора и преступления и, в конечном счете, всех этих смертей, лежала в постели и металась в горячке, но сердце ее все еще упорно билось, она цеплялась за жизнь всеми силами.
Дети ее ждали, что в любую минуту им принесут печальную весть. В тот день доктор сказал, что просто удивляется, как она пережила ночь. Вечером они все собрались в маленькой комнате через коридор от Лизиной спальни, где Лиза обычно просматривала счета и проводила собеседование, когда принимала новых слуг. Все вместе они преклонили колени и стали молиться за нее.
На работе каждый сказал, что умирает его близкий друг, пообещав потом наверстать упущенное, и сейчас все были здесь — Дан, Брюс, Валери и два ее брата. И все они в эти последние часы молились за умирающую в соседней комнате почти незнакомую им женщину. Постепенно стемнело, комната погрузилась во мрак, в ней воцарилась особая вечерняя тишина, словно Сам Господь вошел туда. Дан начал вслух молиться о матери трогательными, нежными словами, словно молился от лица своего отца, который уже был с Господом. Он просил о спасении и прощении ее грехов. Потом все они по очереди произносили свои молитвы. Наконец очередь дошла до Корали. Она никогда еще не молилась вслух, при всех, но голос ее звучал чисто и отчетливо, когда она вознесла к Небесам и свою мольбу:
— Прошу Тебя, дорогой Бог, дай Лизе еще один шанс спастись. Она ведь ничего о Тебе не знала. Пожалуйста, дай ей возможность все исправить и спастись. Аминь!
Сразу после этого раздался тихий стук в дверь. Все поднялись, и Дан пошел открывать.
В дверях стояла сиделка. На ее простом лице было выражение нескрываемого удивления.
— Врач просил сказать, что состояние Лизы резко улучшилось. Температура спала, и сердце начало биться ровнее. Возможно, есть еще надежда.
— Спасибо, Господи, — произнес Дан и кинул горячий, благодарный взгляд на Валери.
Это казалось невероятным, но воспаление действительно прошло. Больная, еще совсем слабая, шла на поправку с каждым днем. Она пока оставалась без сознания.
— Как ты думаешь, Дан, а что, если она вернется к жизни, но останется такой же, как прежде, — озлобленной, несчастной, никого не любящей? — На лице Корали был написан ужас, когда она подняла глаза на брата. — Может быть, мы пожалеем, что вымолили ее у смерти, — продолжала она. — Может быть, мы не имели права просить у Бога, чтобы он продлил ей жизнь. Как ты думаешь, может быть так?
— Нет, вряд ли, — быстро ответил Дан. — Это не похоже на Господа. Мы ведь молились не за то, чтобы она просто поправилась. Мы молились, чтобы ей был дан шанс спастись. Ты знаешь, Он ведь не хочет смерти грешника, но желает всем спастись. Он вернул ее к жизни, чтобы и у нее появился шанс обрести спасение. Я уверен, что так и будет!
Шли дни, Лиза постепенно крепла и возвращалась к жизни, хотя все еще не приходила в сознание. Казалось, она была далеко от них, в каком-то своем мире. Она никого не узнавала и не пыталась говорить.
Корали часто заходила к ней, брала ее за руку, звала по имени, но мать только на минуту переводила на нее взгляд, потом снова отворачивалась. Взгляд этот беспокойно метался по комнате, переходя с предмета на предмет, словно искал чего-то. Дан тоже заходил к ней несколько раз, она смотрела на него с озадаченным видом, потом закрывала глаза, словно в изнеможении.
Как-то вечером ночной сестре понадобилось выйти, дневная сестра спала, а Корали очень устала. Она лежала на диване в большом зале, а Брюс, Валери и Кирк сидели неподалеку и разговаривали вполголоса. Однако Корали сказала сестре, что посидит с матерью, пока та не вернется.
— Нет, — вдруг сказал Дан, — я сам пойду около нее подежурю.
— Хорошо, — кивнула медсестра, — идите вы. Ваша сестра уже не в состоянии, ей надо отдохнуть. Больная спит и, думаю, не будет вас беспокоить. А если проснется, позовите вашу сестру. Оставьте дверь открытой, чтобы она вас услышала.
И вот, Дан пошел и сел у постели матери. В комнате было очень тихо, горел только небольшой ночник. Он смотрел на светлые пушистые волосы, утонченное, нежное лицо. Странно, но ее жизнь ничуть не отразилась на ней, даже цвет лица оставался свежим и юным.
Дан посидел немного, глядя на мать, думая о том, каким удивительным и непостижимым образом исполнилась их молитва. Ей стало лучше, но мысли ее будто витали где-то далеко отсюда и не останавливались на земных вещах.
Размышляя обо всем этом, Дан не переставал молиться в душе.
И вдруг она заговорила. Нагнувшись к ней, он увидел, что ее большие красивые глаза открыты и смотрят прямо на него.
— Джеррольд! Это ты? Мне показалось, я видела тебя недавно, но не поверила, что это ты. Мне сказали, что ты умер. А ты ведь не умер, правда?
Дан сидел затаив дыхание. Протянув руку, он нежно сжал пальцы матери.
Она продолжила:
— Да, это твоя рука. Твое прикосновение я узнаю изо всех, хотя прошла уже тысяча лет с тех пор, как ты касался меня. Какой ты нежный, ласковый! Мне очень не хватало тебя, Джеррольд.
