просит.
Спустя полчаса мы с Янисом выходим из квартиры. Оказавшись на улице, я дышу полной грудью и, расставив руки в стороны, улыбаюсь солнышку.
– Господи, свобода… Наконец-то! А на сколько у тебя командировка? – спрашиваю с радостью, отчего Игнасаса перекореживает. Обожаю его злить.
– Можно подумать, я тебя силой удерживал в квартире, – хмыкает он, дерзко ухмыляясь.
– Ну вот будь в тебе пятьдесят килограммов, а сверху груз в два раза тяжелее, я бы посмотрела, как ты сопротивлялся бы. Если еще перед этим и так все соки выжали… – с ехидством замечаю я.
– Ну не преувеличивай, Алёна. Во мне нет центнера. – Ян хлопает себя по плоскому животу. – Но имей в виду, на коньках я давно не стоял. В случае падения на тебя сможешь точно прочувствовать на себе тяжесть моего тела. Как бы потом в травму кое-кого не пришлось везти.
– Сон какой-то приснился? – настораживаюсь я, услышавпро больницу.
– Блядь, я уже жалею, что сказал тебе об этом. Не снится мне сейчас ничего, ясно? – начинает раздражаться Ян.
– Просто спросила. Чего ты заводишься с пол-оборота?
– Поверь, у меня к тебе подобного рода встречных вопросов не меньше накопилось. Что ни скажу – тут же в штыки воспринимаешь. Но, оказывается, у меня не все так плохо с терпением и выдержкой, да? Оценила ее вчера? Я к тебе даже не прикоснулся перед сном.
Янис открывает дверь и ждет, когда я заберусь в салон.
– Оценила, – коротко отвечаю я.
У меня прекрасное настроение.Очень люблю лед и коньки, даже несмотря на то, что в спорт вернуться не получится. Не уверена, что и с тренерством что-то путное выйдет. Но эти мечты окрыляют. Если не думать о том, что они несбыточные. Наверное, стоит предупредить Яниса, что у Антона остались какие-то записи нашего общения и мои интимные фото, которые он обещал слить руководству Федерации и тем самым лишить меня крыльев? Но почему-то язык не поворачивается. Имея деньги, которых раньше в таком количестве не было, а теперь есть, Слуцкий вполне может пойти на решительные шаги. И морально я к ним готовлюсь.
– Брат не звонил? – будто подслушав мои мысли, спрашивает Ян.
– Позавчера. У него всё нормально.
– А в магазине как дела?
– Настя со всем справляется.
Круто вывернув руль, Янис показывает, как недоволен моим сухим ответом, но мне все равно. Пусть бесится.
Через сорок минут мы с Игнасасом стоим на катке в одной из торгушек. Я со счастливой улыбкой на лице, он – с кислой миной и не очень устойчиво, вцепившись в мою талию мертвой хваткой.
– А почему в спорт вернуться нельзя? – спрашивает Ян, когда я с уверенностью прокатываюсь три круга подряд и возвращаюсь к нему. – Не заметил у тебя особо проблем в движениях, – кивает он на мои ноги.
– Зря. У меня лодыжка болит. Кость была раздроблена после аварии. Чудо, что вообще хожу, а не инвалидка. Но сегодня вечером буду ею, начну хромать после нагрузок. Возможно, даже пить обезболивающее, – грустно вздыхаю я, прижимаясь к Игнасасу.
– Неужели все так серьезно?
– Ну… в спорте на обезболивающих я долго не протяну. Слабенькой стала после всех операций и нервных встрясок. Пришлось, как и тебе, выбирать минимальные риски для здоровья. А ты? На ринге травму получил?
– Нет. У нас с тобой очень много схожего, Алёна. Сначала небольшой сотряс был после боя, да. А потом в подворотне удар битой по затылку получил. Сразу в отключку ушел и долго в сознание не приходил. Конкуренты отца в те времена жестко вели разговоры. В больничке я месяц провалялся.
Яну кто-то звонит, и он, прервав наш разговор, откатывается к опоре, а я захожу еще на круг. И видимо, глубоко задумавшись о словах Хулио и в красках представив, как ему прилетело по голове, нечаянно задеваю плечом мужчину небольшого роста. Не удержавшись на ногах, он падает и следом за собой тянет свою спутницу. Я тут же оказываюсь рядом с ними, пытаюсь помочь встать, бормоча извинения, но молодой человек неожиданно отталкивает меня.
– Ты что, овца, совсем не видишь дальше собственного носа? – рявкает он и снова толкает.
Не удержав равновесия и не успев сгруппироваться, я лечу вниз и больно ударяюсь ногой и плечом о лед.
25 глава
Боль в ноге пронзает до искр перед глазами. Дыхание тут же сбивается, и я замираю, не в силах пошевелиться. А когда немного прихожу в себя и фокусирую взгляд на искаженном от злости лице Багдасарова, который склонился надо мной, то уже в полной мере осознаю, что за этим последует.
– Не нужно. – Я вцепляюсь в рукав его куртки, но Ян небрежно и грубо сбрасывает ее, поднимаясь на ноги. То есть коньки.
И оказывается, так уверенно на них стоит… Притворялся, что не умеет кататься? Хотел сделать приятное, искусственно создав еще один повод, чтобы я могла безнаказанно поиздеваться? Или мало Янису того, что из спальни его не вылезаю, и нужно было прилюдно меня потискать, разыгрывая этот спектакль с разъезжающимися ногами и мертвой хваткой на моей талии?
Смотрю, как Ян со всего размаху въезжает в парня, которого я случайно задела плечом, и валит того на лед, прикладываясь кулаком к его лицу. Я сжимаю челюсти и убито прикрываю глаза, не желая на это смотреть. Не переношу жестокость. До отвращения эти сцены. Почему-то сразу всплывает в памяти ссора с Антоном и его пощечина, от которой я отлетела к стене. Ассоциации, чтоб их… Какая-то затяжная черная полоса.
Боль в ноге не становится тише, но хотя бы можно уже нормально дышать. Пытаюсь анализировать, что обескураживает больше: агрессия Яниса, с которой он накинулся на моего обидчика, или то, что безоговорочно вступился за меня, не задумываясь о последствиях.
В принципе, будь я на месте Яниса, поступила бы так же. Любого, кто посмел бы обидеть мою Ириску, особенно незаслуженно, размазала бы по стенке и не думала, правильный это поступок или нет. Правильный! На хер всю эту обходительность и возвышенные диалоги, когда с тобой изначально ведут себя по-скотски. С одним уже долюбезничалась до синяка на лице. И вот к чему в итоге привело: всех мужчин топлю в море недоверия, хотя Ян этого вроде как и не заслуживает. Но пусть Хулио сразу всю мою дурь увидит и решит для себя, стоит оно того или нет, нужны ему мои качели или лучше не залезать на них и не раскачиваться, чтобы не слететь с высоты. Я себя больше ни под кого ломать не стану. Никогда!
Открываю глаза, держась
