гнева и обиды, от которых я сама не своя.
Злая, некоммуникабельная, отталкивающая даже самых близких — Степу и Олю, которая звонит каждый день.
Звонок от Андрея я получаю, проведя бессонную ночь и бессмысленный день. Мужчина сообщает, что операция прошла хорошо.
Я чувствую, как горло в очередной раз сжимает от эмоций, хоть слово “хорошо” в данном случает безликое, ведь качество проделанной работы не проливает света на будущее пациента. Чтобы сделать какие-то выводы, нужно время, и, совсем скоро, еще одна операция.
Мне не требуется усилий, чтобы снять с безымянного пальца кольцо. Я срываю его под натиском той самой злости и обиды. Под натиском понимания, что даже если помчусь в Москву босиком, оставляя за собой чертов пепел, все будет напрасно.
Он не хочет, чтобы я мчалась.
Он выстроил между нами стену, и первый кирпич в ней — это его друг, через которого Кирилл Мельник предпочитает со мной общаться.
— Семья Ахмедовых заверила нас, что никакой угрозы со стороны Альбины нет. Для нее это чревато катастрофическими последствиями, поэтому за ней присматривают, — делится Андрей информацией. — Не знаю, как это расшифровать, возможно, они заперли ее где-то, как бы то ни было, нам это не важно. Я склонен им верить, но с тобой некоторое время побудет охрана. На всякий случай.
— Охрана? — произношу это слово с тревогой.
— Это просто предосторожность, — успокаивает он. — Это никак не повлияет на твою привычную жизнь…
Они появились почти сразу после этого разговора.
Нас с Лео всюду стала сопровождать машина, в которой я заметила двух мужчин, и эта предосторожность оказалась очень кстати, когда в один из дней, на прогулке в парке, путь нам с Леоном преградили двое. Они представились адвокатами Ахмедовых и растревожили мой внутренний мир своим напором.
Это была их первая попытка со мной связаться, и Андрею о ней доложили раньше, чем улеглось мое волнение.
Мне стало тошно от того, что пережитым я делюсь с посторонним человеком, но, каким-то образом, мы привыкли друг к другу достаточно, чтобы незаметно перейти на “ты”.
— Можешь припомнить, не видела ли ты раньше этого человека? Или еще что-то подозрительное. Какие-нибудь машины? — просит Андрей, отправив на мой телефон фотографию, на которой узнаю мужчину с седыми волосами, бывшего коллегу Кирилла.
Он достаточно приметный, чтобы сразу его узнать.
Я делюсь теми крупицами информации, которыми владею, в том числе, о черном внедорожнике, который какое-то время мелькал на стоянке моего офиса.
— Как он связан со всем этим? — спрашиваю, имея в виду этого лощеного Лугового.
— У него были большие карточные долги, думаю, он слил Альбине информацию. О том, где Кирилл находится. Ну, и прочую… судя по всему, он знал Альбину недостаточно хорошо. Хотя, нужно заметить, такого от нее вообще никто не ожидал.
— Зачем она это сделала? — вопрос выходит из меня всплеском.
— На почве ревности, — поясняет. — У нее были кое-какие проблемы с наркотиками, как выяснилось. На этом они будут строить защиту. Хотят свести наказание к принудительному лечению, ну или скостить по-максимуму.
— Это возможно?
— Мы будем настаивать на заключении. Скорее всего, тебя включат в процесс, как свидетеля. Леон родился во время их брака, так что на этом можно неплохо сыграть, но вызвать тебя в суд я не позволю, обещаю, — говорит галантно.
Его мушкетерство греет мне душу. Вызывает слабую улыбку, которая вянет, когда с холодком под ребрами спрашиваю:
— Как он?
Андрей делает глубокий вдох. Воздух, который из себя выпускает, шипит в трубке.
— Честно говоря, — произносит с невеселым смешком. — Когда видел его в последний раз, было желание дать ему в морду.
Сжав трубку до боли в суставах, молчу.
Андрей тоже, но всего секунду, после чего серьезным голосом продолжает:
— Он ни с кем не общается. Почти. Из знакомых — только со мной и Вероникой. У него… тяжелый период, с ним работает психолог. Результаты после операции не очень хорошие, это сказывается…
Сердце сжимают тиски, но лопаются, когда слышу:
— Я думаю, ты достаточно мудрая женщина, чтобы войти в его положение…
Я перевернула интернет в поисках информации о диагнозе, который пугает. Я сделала это, чтобы не носить розовых очков. Чтобы смотреть на вещи реально, и какой бы эта реальность ни оказалась, мой ответ остается таким же.
Мне плевать!
Плевать, и я… хотела бы быть рядом…
Я не хочу забирать назад ни единого сказанного слова. Они только сильнее прорастают во мне с каждым днем.
— Я хочу вернуть его одежду. И кольцо, — сообщаю, проигнорировав последнее замечание. — Как мне это сделать?
— Маша…
— Еще ключи от машины и документы на нее. Они были в бардачке…
— Вообще-то, он хочет, чтобы машина осталась у тебя. Еще он планирует приобрести и передать в твою собственность дом…
Эта щедрость ворошит костер у меня внутри.
Чего он хочет?! Залепить дыру в моем сердце деньгами?!
Черта с два.
Оборвав, я заверяю:
— Мне ничего не нужно.
С безупречной выдержкой Андрей замечает:
— Давай будем взрослыми. Можешь считать, что это имущество — собственность Леона. Это его право, а у Кирилла есть право дать сыну то, что посчитает нужным.
Этот человек невыносимый оппонент.
До зубовного скрипа, до желания заорать от идеальной логики, которой он машет, как мечом. Он настоящее зло, если не представляет твоих собственных интересов!
— В таком случае, как взрослый человек, пусть примет назад свои вещи, — советую, прежде чем положить трубку.
Маша
Месяц спустя
— Не знаю, услышишь ты меня или нет… — произносит Андрей в трубке, которую зажимаю между плечом и ухом.
— Я отлично тебя слышу, — отвечаю, прекрасно понимая, что он имел в виду совсем не качество нашей телефонной связи. Леон капризничает, топчась у входной двери.
Он полностью одет для улицы — в легкий комбинезон и шапочку. Сентябрь в этом году ветреный, так что я не мелочилась, выбирая сыну одежду.
— Это все очень непросто, — голос Андрея возвращает меня к разговору. — Это ежедневная борьба. И колоссальная работа над своим телом. Она сопряжена с перепадами настроения, приступами гнева. Я бы хотел, чтобы это было преувеличением, но нет. У меня нет возможности часто его навещать, он особо гостей и не принимает. Общаться с ним сейчас действительно трудно.
Глядя в стену, спрашиваю:
— И какие у него результаты?
— Он делает успехи.
— Успехи… — повторяю.
— Путь, который он сейчас проходит — это испытание для сильных духом людей. Как бы банально это ни звучало.
— Это он сказал?
— Нет. Я делюсь собственными мыслями.
— А что говорит
