Кстати, а гуаши-то и нет… Я же только маслом и акрилом рисую.
— Давай сходим, купим, — оживилась я. — Тем более, такой снегопад!
Руслан согласился, и через полчаса мы уже вышагивали по заснеженным улицам.
Под ногами мягко хрустело, вокруг кружились снежинки, и небо было безмятежно-белым, как молоко. И казалось, что в мире не может случиться ничего плохого. Просто не может — и всё…
— А давай сделаем ангелов?
— Что?..
Руслан, широко улыбаясь, смотрел на меня. Его смуглая кожа и тёмные волосы, торчащие из-под шапки, очень сильно выделялись на фоне белого мира вокруг нас.
— Ты никогда не делала ангелов? Когда падаешь в снег и машешь руками, как крыльями. Давай, это здорово!
И он, не дожидаясь моего ответа, потащил меня прочь с дороги, в сквер. Я, смеясь, бежала за ним. Какая-то женщина с коляской посмотрела нам вслед и мечтательно улыбнулась — наверное, приняла за влюблённую парочку.
Руслан остановился возле одного из сугробов, снял с себя сумку, кинул её на ближайшую лавочку и воскликнул:
— Чур, я первый! — а потом прыгнул спиной в снег и замахал руками. — Давай, Вера, теперь ты!
— Если я прыгну, кто будет тебя фотографировать?
— Ерунда! Иди ко мне!
Меня кольнуло болью. «Иди ко мне»… Именно так я говорила, когда хотела почувствовать {его} внутри себя…
И я прыгнула в снег, больше не колеблясь. Прыгнула и замахала руками, задыхаясь от нахлынувших воспоминаний и стараясь вернуть то беззаботное состояние, с которым мы вышли из дома.
Наверное, у меня бы ничего не получилось. Но рядом был Руслан. И он, словно почувствовав моё настроение, перевернулся, прижал меня к земле и сладко, долго поцеловал.
Потом мы катались по снегу, стирая собственные нарисованные крылья и смеясь, пока я не замёрзла и не попросила пощады.
Только в сердце было тепло.
Как странно, что так тепло нам бывает только от чужой любви. Но никогда — от своей собственной.
Гуашь мы в тот день всё-таки купили. И ещё через пару дней запланировали Великое Разрисовывание Окон, как назвал его Руслан. И добавил, что всё должно писаться непременно с больших букв.
Однажды утром на стёклах появились эскизы, нарисованные кусочком детского мыла. На кухне — маленькая ёлочка, в гостиной — большая ёлка и символ наступающего года, в спальне — Дед Мороз и Снегурочка, и в третьей комнате, которую Руслан называл студией (там он рисовал) — гора подарков и всякие зайчики, лисички, котики и мышки.
Мне тоже очень хотелось что-нибудь нарисовать, но я безумно боялась испортить творение Руслана. У меня никогда не было ни малейшего таланта.
И когда он дал мне в руки кисточку, я слегка испугалась.
— Нет-нет, я не сумею…
— Сумеешь! — ответил Руслан твёрдо. — Я помогу.
Он показывал мне, как правильно брать краску и раскрашивать, подбирал цвета, и через некоторое время я поняла, что получаю истинное удовольствие от процесса.
— Удивительно, — протянула я, почесав кончик носа, и чертыхнулась, поняв, что измазала его в краске. — Я всегда думала: чтобы наслаждаться чем-либо, надо это самое «что-либо» уметь. А сейчас я понимаю — не обязательно.
— Ты что, Вера! — Руслан засмеялся. — Ведь никто не рождается с умением делать «что-либо», как ты сказала. Всему нужно учиться! И обучение — это тоже удовольствие. Хочешь, я научу тебя рисовать?
— Меня уже пытались когда-то давно. Мама водила на курсы рисования, когда я была в первом классе. Ничего хорошего из этого не вышло.
— Но и ничего плохого.
Я улыбнулась.
— Да, и ничего плохого.
— Так давай я попробую ещё раз? Пожалуйста.
Мне казалось, что это напрасная трата времени и сил. Тем более, что нам нужно было сосредоточиться на грядущих госэкзаменах и написании дипломов.
Но я почему-то не смогла ему отказать.
— Хорошо. Давай попробуем.
После того как мы разрисовали окна, я то и дело замечала, как под ними останавливаются дети и, открыв рты, смотрят вверх. Наблюдать за их реакцией было очень забавно. Кто-то просто молча смотрел вытаращенными глазами, кто-то начинал смеяться и прыгать, кто-то — показывать пальцем и кричать «мам, пап, глядите!»
Но в любом случае это всё было очень радостно.
А потом пришёл он.
Этого человека я увидела в окно. Нет, даже не так. Я его почувствовала. Ощутила, что нечто тёмное стоит внизу и смотрит на нас.
Руслан в это время был в институте, сдавал зачёт, по которому у меня был автомат. Он обещал прийти через пару часов, и у меня возникло малодушное желание не открывать дверь, когда в неё позвонили.
Но это было бы нечестно по отношению к Руслану. Поэтому я открыла.
У его отца тоже были тёмные волосы, глаза и кожа. Но Руслан оказался на него совершенно не похож. Вместо доброй и широкой улыбки — мрачность, вместо сияющих глаз — чёрные провалы, вместо надежды — безнадёжность.
— Вы кто? — спросил мужчина, удивлённо меня разглядывая. Я понимала, почему: Руслан никогда не приводил к себе домой девушек. Кроме того, я выглядела так, что сразу становилось понятно — я здесь живу.
Временные гостьи не ходят по квартире в пижаме с зайчиками.
— Меня зовут Вера. Я… девушка вашего сына.
— А, — мужчина усмехнулся. — Всё время забываю, что он уже большой мальчик. А я Игорь Михайлович. Без предупреждения, извините. Хотел, понимаешь, сюрприз сделать…
Я кивнула и отступила в сторону, пропуская его внутрь. И только тогда неожиданно осознала, что, представляясь, назвалась не Никой, как делала всю жизнь, а Верой.
Эта мысль настолько меня поразила, что несколько секунд я стояла возле входной двери и не двигалась, пытаясь понять, как и почему так получилось.
Между тем Игорь Михайлович переобулся в домашние тапочки и, оглядев меня с ног до головы, поинтересовался:
— Чаем угостишь?
Быстро он на «ты» перешёл.
— Конечно.
Мне не нравился этот человек, и я никак не могла понять, почему. Ставила чайник, доставала из шкафчика конфеты и печенье, разливала по чашкам заварку, а сама думала об этом.
Игорь Михайлович, кажется, тоже о чём-то думал — я видела по взгляду.
— А полное твоё имя, случайно, не Вероника? — вдруг протянул он, отхлёбывая чай.
Я кивнула, и он хмыкнул.
— Тогда всё ясно.
— Что вам ясно?
Наверное, это прозвучало грубо. Но я почему-то разозлилась, услышав это «Тогда всё
