— Благодарю вас за такое лестное мнение о нашей стране, — пробормотал он в том же мрачно-насмешливом духе. — Однако мы не все одинаковы. Некоторые из нас опаснее, чем другие.
Джаклин это очень хорошо понимала. Этот парень явно был одним из тех, кто «опаснее», и она больше не могла выносить его присутствия. Пробормотав «спокойной ночи», девушка попыталась освободить руку с очевидным намерением сбежать к себе и запереться.
Но она не сделала и двух шагов, потому что его руки вдруг легли ей на плечи, и, прежде чем она опомнилась, длинные, сильные пальцы ощупали ее хрупкие кости, скользнули по ключицам и выше — к нежной шее. Ее словно ударило током. На мгновение у нее остановилось дыхание, как будто ее в жизни еще никто никогда не трогал.
— Как вы смеете?! — выдохнула Джеки.
Она конвульсивно сглотнула, пытаясь избавиться от спазма в горле, а он развернул ее лицом к себе. Выражение у него было угрожающее, глаза недобро сверкали.
— Что за женская форма протеста! — ледяным тоном сказал он. — Впрочем, вы и есть женщина, не так ли, сеньорита Беллоу?
Она попыталась вырваться, но Крис сорвал с нее шапочку и швырнул на землю. Все еще держа ее за плечо, он выхватил из уложенных волос несколько длинных шпилек, и тяжелая золотая коса упала ей на плечо, скользнула по его руке и опустилась вниз почти до пояса.
Несколько секунд он пристально глядел на нее, пока Джеки соображала, куда пропало ее дыхание. В лунном свете она казалась очень бледной, а от фонарей ее синие глаза сверкали, как у перепуганного зверя, попавшего в капкан.
Надо было сказать хоть что-нибудь, чтобы с честью выйти из создавшегося положения.
— Я все объясню! — выпалила она и осеклась.
Темные глаза зловеще сощурились.
— Завтра утром, с первым же рейсом — вон отсюда!
— Но мой дядя…
— Он мой старый друг, но слишком вам потакает. А иногда бывает очень рассеянным. Не так давно он с гордостью показывал мне фото своей племянницы Джаклин. У меня очень хорошая память, сеньорита, а он никогда не упоминал, что у племянницы есть брат-близнец. У меня нет ни малейшего сомнения, что вы втянули его в эту авантюру. Тем не менее это была пустая трата времени. Утром вы уедете!
— Вы не понимаете! — Джеки умоляюще посмотрела на него снизу вверх. — Дядя Джон не может сам о себе заботиться!
Пожалуй, эта реплика прибавила ему холодной ярости, его рука жестко стиснула ее плечо.
— Теперь моя очередь сказать «как вы смеете», сеньорита, — съязвил он, показав рукой на заснеженные вершины Анд. — Профессор Беллоу поднимался на эти пики, когда только хотел. Я знаю его много лет, и с возрастом он ничего не утратил. А у вас, напротив, не хватает даже здравого смысла оставаться у себя в номере, когда ночь так холодна и луна все хорошо освещает. Думаете, ваш дядя сможет заниматься любимым делом и лазить по скалам, если вас обнаружат под кустом, избитую и ограбленную? Нет сомнений, что вы переполнены дурацкой самонадеянностью! Завтра же вы отправитесь домой. А теперь — марш в свою комнату!
Он слегка повысил голос, и Джеки больше не пыталась просить. Его оскорбительный выговор отрезвил ее, и она в гневе полыхнула сапфировыми глазами.
— Я не позволю собой распоряжаться! — вспыхнула она. — Но я пойду в свою комнату! Не потому, что вы мне приказали, а потому, что там буду избавлена от вашей невыносимой наглости! И если мой дядя — ваш друг, то это как раз и показывает его неумение разбираться в людях. А если с ним в этой экспедиции хоть что-нибудь случится, я вернусь и оторву вам голову, прежде чем вы успеете крикнуть «мама!».
— Никогда не был склонен кричать «мама!». — Он презрительно взглянул на нее. — Оставайтесь здесь или идите к себе — как вам угодно. Но утром вы покинете Перу. Если за это время вас ненароком покалечат злоумышленники, я найду сиделку, чтобы сопровождала вас. Но, здоровая или раненая, вы улетите первым же рейсом, сеньорита Беллоу!
Он повернулся и пошел прочь с холодной надменностью, которая привела Джеки в такую ярость, что она была готова броситься на него и разорвать на нем рубашку. Но осторожность остановила ее. Он может оказаться как раз тем, кто изобьет ее и оставит под кустом. Девушка свирепо смотрела ему вслед и лишь когда он скрылся из виду, с испугом огляделась вокруг.
Он был чудовищем — хладнокровным, наглым чудовищем. И все-таки она знала, из-за чего проиграла, и апеллировать к дяде не было смысла. Если он, ее любимый дядя, показывал злополучную фотографию высокомерному сеньору Рибейро, значит, все время знал, что она будет разоблачена. Джеки отчетливо вспомнила, как дядя смеялся, когда она пыталась угрожать ему в его университетском кабинете, как легко он сдался чуть позже. Возможно, Брайен тоже был здесь замешан. Он отдал бы все что угодно, лишь бы попасть в экспедицию, а если бы она не вмешалась, дядя никогда не пригласил бы Брайена. Она почувствовала себя обманутой и униженной.
Джеки легла спать с недобрыми мыслями. Все они подчинялись Кристоферу Рибейро, и было нестерпимо знать, что она ничего не может сделать. Его власть была абсолютной, а она уже давно знала изречение: «Абсолютная власть развращает абсолютно». Если бы это было не так, он бы никогда не осмелился унизить ее.
Нравится ей или нет, но завтра придется уехать, а дядя Джон печально покачает головой и займется своим делом, а о ней даже и не вспомнит.
На следующее утро, когда дядя и Брайен зашли звать Джеки к завтраку, они нашли ее вполне готовой. На ней было плиссированное кремовое платье в мелкий цветочек. Распущенные волосы струились по спине золотым водопадом. С чуть тронутым косметикой лицом, Джеки выглядела особенно женственной. Как она ни была сердита, ей стало приятно, когда дядя молча уставился на нее, приоткрыв рот.
— Джеки! — воскликнул он наконец. — Что ты делаешь?! Мы выходим, как только появится доктор Санчес, да и вообще — если ты появишься в таком виде, Крис тебя немедленно выгонит!
— Уже выгнал, — спокойно сообщила девушка. — Я столкнулась с ним прошлой ночью, когда вы оба мирно спали.
— Как? Где? — растерянно спросил дядя Джон. — Где тебя носило? Не говоря уже о риске, ты сама напрашивалась на неприятности, давая ему возможность лучше разглядеть тебя!
— О, неприятности меня давно поджидали! — заверила Джеки, сердито глядя на него. — Он не был одурачен ни на минуту. И позволил себе вдоволь поизмываться, прежде чем нанести удар. Меня нисколько не удивило, что он уже видел мою фотографию, — ту, что ты ему показывал, когда был здесь последний раз.
— Да? — очень удивился профессор, задумчиво покачивая головой. — Должно быть, у меня совсем вылетело из головы!
