нет? Голова раскалывается. Наверное, подскочило давление.
Присаживаюсь и опускаю затёкшие ноги с кровати. Спала ужасно неудобно, поэтому всё тело болит.
- Марат, я пока не знаю, что будет дальше. Я сказала тебе всё, что мне известно на данный момент. Дальше будем думать, что и как делать. Мне сейчас немного неудобно говорить. Вчера я была обессилена, поэтому не смогла позвонить тебе, а сейчас… я только проснулась.
Голодна…
Зря вчера отказывалась от ужина.
Вроде аппетита нет, а тошнота мучает. И желудок урчит так заунывно, будто исполняет прощальную мелодию на похоронах.
- Понимаю. Ты можешь сказать точный адрес, где сейчас находишься?
Если бы я знала сама! Я не следила за дорогой, а район, куда меня привёз Суворов, относительно новый.
- Не знаю. Я позже узнаю, спрошу у Карины.
- Кто это ещё?
- Жена моего бывшего.
Сама понимаю, что всё это похоже на какой-то сюрреализм. Понимаю, но принять очень непросто.
- Понятно. Я приеду и заберу тебя из этого кошмара. Обещаю тебе.
Мы с Маратом прощаемся. Я не хочу сейчас говорить, что не нуждаюсь в его поддержке, потому что это неправда – нуждаюсь!.. Мне нужен рядом хоть кто-то близкий и родной. А с другой стороны – как он отнесётся к желанию спасти дочь?
Выхожу из комнаты и иду на кухню, чтобы найти что-то съестное. Я голодна, а спрашивать разрешение у хозяев нет желания. Всё-таки не хочет же Суворов держать меня голодом?
На кухне сталкиваюсь с Кариной. Пожелав мне доброго утра, женщина тепло улыбается. Сегодня она выглядит гораздо живее, чем вчера. Даже румянец на щеках появился. Или это макияж?
- Как тебе спалось в доме? – приветливо спрашивает Карина.
- Ужасно. Я медленно привыкаю к чужому. Зря я вчера отказалась от ужина. Можно мне поесть?
- Конечно! Я как раз приготовила омлет. Сейчас передам только порцию для Вари.
Карина уходит, но возвращается быстро. Она бы просто не успела подняться на второй этаж и спуститься.
- С ней сейчас Александр? – Сама не знаю, почему спрашиваю.
- Нет, её няня. Она уже позавтракала сама. Ульяна живёт на втором этаже с Варей. Она редко спускается… на всякий случай.
- А как же ты? Разве вы с Варей не видитесь?
Карина поджимает губы. Она ловко накладывает мне в тарелку омлет, ставит её передо мной и пожимает плечами.
- Зачем лишний раз рисковать? Мы с ней не так близки, чтобы она скучала по мне. С Александром она видится.
Хочется спросить, считает ли Варя Карину своей мамой, но я прикусываю кончик языка. Узнаю обо всём позже.
- Нет! – качает головой Карина, а потом дополняет: - Ты же хотела спросить, называет ли меня Варя мамой? Нет. Александр сразу сказал ей правду. Она не считает меня своей матерью. Варя мечтала познакомиться с мамой. Когда она простыла в последний раз и думала, что умрёт, она молила Александра, чтобы нашёл маму и позволил познакомиться с ней. Она нуждается в тебе. Александр понимает это.
- Что я понимаю?
Суворов стоит в дверном проёме. У меня снова пропадает аппетит. Кошусь на тарелку с едой и готова громко выругаться, потому что это уже ни в какие ворота. Мне ведь надо когда-то есть? Не мог он прийти чуточку позже?
- Я совсем забыла спросить, приготовить ли Варе ромашковый чай. Скоро вернусь, - спохватывается Карина и пулей вылетает, а мы с бывшим остаёмся наедине.
Ненавижу его каменные взгляды. Смотрит на меня, будто возомнил себя дрелью и вот-вот просверлит самую настоящую дыру.
Он ждёт моей реакции, но я делаю вид, что не замечаю его и продолжаю впихивать в себя еду, только бы утолить чувство голода.
- Как тебе спалось? – прочистив горло, спрашивает Суворов, а меня выворачивает от звучания его голоса.
- Спасибо, хорошо.
Уже Карина спрашивала. Они и думают синхронно? Как там говорят про мужа и жену, которые одной сатаной являются? Это явно про них. Впрочем, задают стандартный вопрос, так что удивляться нечему. Ну а что я должна ответить? Как плохо спала, ворочалась и вообще не понимала, что происходит? Я до сих пор не могу до конца поверить в то, что дочь жива. И она рядом, а я не горю желанием прямо сейчас рвануть к ней, потому что не знаю как вести себя.
- Понимаю, что тебе, наверное, хочется увидеть дочь.
Ну надо же! Он что-то понимает? Удивительно, честное слово. А раньше он этого не понимал? Когда выяснил, что девочка жива? Когда забрал её, но при этом не потрудился сообщить мне?
Пять лет прошло!
Целых пять лет он знал, что наша дочь жива.
Обратился ко мне только сейчас, когда понял, что иного выхода попросту нет.
И теперь он говорит, что понимает?
Ничего он не понимает!
И не поймёт, наверное.
От горечи глаза начинает печь.
Я стараюсь не проявлять эмоции, давить их внутри себя, но они снова и снова накатывают, и вот теперь сменяются безудержной яростью, которую тут же хочется вылить на голову Суворова.
- И что дальше? – спрашиваю звенящим голосом, вскинув голову и посмотрев на бывшего.
Надо же какой скромный. Даже сесть не решается, хотя ещё вчера нагло похитил меня.
- Дальше? – Кажется, Суворов теряется. Ничего себе! Такой весь из себя стальной и независимый, но сейчас напоминает растерянного мальчишку.
- Ну да. Что дальше, Суворов? Ты говоришь, что понимаешь… какие дальнейшие действия? Я не могу познакомиться с ней, верно?
- Для начала ты должна узнать о ней больше.
Суворов всё-таки проходит к свободному стулу, присаживается и потирает виски.
- Как я тебе уже говорил ранее – Варю собирались отдать на удочерение за границу после того, как ты написала отказ. У них ничего не получилось из-за её болезненности. Тогда ещё никто не понимал, в чём дело.
- И все пять лет ты просто молчал. Делал вид, что матери у Вари нет. Правда?
- Ты можешь хоть раз послушать, а не плескаться ядом? – рычит Суворов.
- А ты можешь перестать обвинять меня в том, чего я не совершала на самом деле? Я не писала никакой отказ от дочери. Очнись ты уже ото сна и пойми это. Я бы никогда не смогла отказаться от собственного ребёнка. Неужели ты сам не понимаешь?
Это было так ужасно, но я снова
