Беги быстро домой, выпей горячий чай с медом и залезь под одеяло. Вечером приду, проверю. Все, мне пора назад. Звонок уж давно прозвенел.
— Ага, беги на урок.
Артем повернулся и быстро пошел назад. Мокрая рубашка прилипла к телу, обрисовав его фигуру. Таня стояла, смотрела ему в спину и понимала, о чем говорили сестры: Тёмка уже вырос, а Таня маленькая девчонка. Эта дружба ему ни к чему. Тогда почему сейчас в ее руке этот маленький мишка Тедди?
«Нет, я верю Тёме, а не каким-то новеньким, которые ничего не понимают. Пусть себе других мальчиков ищут, а Тёмка — мой друг».
С этими мыслями она продолжила свой путь домой. А там все сделала, как ей велел Артем. Но не помогло, и простуда все же дала о себе знать. К вечеру температура поднялась уже до тридцати восьми. Мама переживала из-за этого:
— Как так, Таня? Ты маленькая никогда не болела. А тут решила выбить меня из рабочего графика?
— Мам, я уже большая, могу и одна дома поболеть денек-другой. Только учительнице позвони, что я в школу не приду. Может, разрешит без справки?
— Ладно, я с ней договорюсь. А ты пей лекарство, не жди, когда температура еще выше поднимется.
Таня выпила все, что ей дала мама и уснула. Она не слышала, как заходил Артем. Посидел рядом с ней и ушел домой. Он пообещал тете Гале, что завтра после школы навестит Танюшку и проследит, чтобы она лечилась. А еще заметил, что медвежонок сидит на прикроватной тумбочке среди кучи лекарств, и от его присутствия стало тепло на сердце.
Конечно, Артем, будучи на пять лет старше своей верной подружки, понимал, что впереди еще много лет взросления, и не скоро он сможет хотя бы просто обнять Таню. Надо ждать, когда она подрастет. Об этом ему часто говорил отец. Взрослый человек, давно забывший свое детство, ни понимал, как его сын мог увлечься какой-то пигалицей. А то, что Тёмка не променяет эту егозу ни на кого другого, было ясно, как божий день. Отчасти поэтому отец и хотел отправить сына подальше. Кто знает, как сложится его жизнь на берегах Невы?
Как и обещал, Артем зашел к Тане около трех часов дня. Она открыла ему дверь, кутаясь в теплую толстовку. Спортивный костюм, вязаные носки и книга в руках — внешний вид говорил сам за себя. Она была похожа на маленького читающего и чихающего пингвина, что вызывало умильную улыбку.
— Привет, — сказал Тёма, проходя в квартиру, — как самочувствие?
— Что тебе больше нравится: три с плюсом или четыре с минусом?
— Мне только пятерки нравятся. Других оценок не приемлю.
— Это сейчас вообще не ко мне. Мое состояние пока не дотягивает до это…
— Тань, что от тебя вчера хотели мои одноклассницы? — перебил ее Артем. — Не вздумай отнекиваться. Вас видели и даже слышали: Гриша курил и прятался под парапетом. Все слышал. Сегодня мне рассказал.
Она отвернулась, показывая, что говорить на эту тему не хочет.
— Таак… Ясно. Не будешь говорить?
Она замотала головой.
— Хорошо, тогда я буду задавать вопросы, а ты отвечать, раз ты не хочешь жаловаться.
Голос Артема был таким строгим, что Таня посмотрела на него в изумлении — с ней он так никогда не разговаривал.
— Обзывались?
— Да.
— Угрожали?
Она помолчала, вспоминая и оценивая вчерашний разговор.
— Нет.
— Из-за меня?
— Да.
— Гадости про нашу дружбу говорили?
Таня снова замолчала, но потом кивнула твердо.
— Да.
— Понятно. И последний вопрос: ты им поверила?
Ответ прозвучал быстро и громко:
— Нет!
— Вот и правильно. Даже не хочу о них думать, а уж говорить, тем более. Куры безмозглые.
— Зато красивые, — вставила свои пару слов Танюшка.
— Да что там красивого?! Жердины какие-то. Жирафы. Не доходит до них совсем! Даже за жирафов обидно — сравнил этих… с такими грациозными животными. Уже тысячу раз говорил — отстаньте! Бесполезно. Тупые, что ли? Ладно, с ними я сам разберусь. А ты, давай-ка, поправляйся. И не вздумай с ними разговаривать или даже слушать их бред. Я все сказал!
Танюшка покрутила между пальцами свой любимый хвостик и согласно кивнула. Проверив все, что нужно выпить, съесть, прополоскать, Артем снова уложил Таню спать. Улыбнулся медвежонку Тедди, сидевшему уже на самом краешке тумбочки, подождал, пока девочка уснет, и ушел, тихо прикрыв за собой дверь.
Проболела Таня все неделю, но в понедельник пришла в школу, хотя была еще слабенькой. Тёма приходил к ней на каждой перемене, чем вызывал шипение у сестер. Он приносил подружке витамины, заставлял съесть их, потом приносил мандарины, на следующей перемене яблоки. Танюшка смеялась, потому что он напоминал ей ежа, который тащит на себе все, что насобирал по лесу. А Тёма был рад, что ей стало гораздо лучше, и шутки вернулись, как было раньше.
Сестры-близнецы к Тане больше не подходили. Только издалека выражали свое презрительно-высокомерное отношение к ней. В конце концов, это стали замечать и остальные ученики. Никто из всей школы не встал на сторону красавиц. Тёму с Таней знали давно, верили в их дружбу. А отношение старших по возрасту девушек к ученице шестого класса никто не понимал. Постепенно Ляля и Лёля растеряли всех своих поклонников. С ними общались только по необходимости, интерес к красивой внешности быстро угас. Общаться с пустотой никто не хотел. И в этом сестры тоже обвиняли Таню.
Собственная самоуверенность и любование своей красотой привели их к этому результату, а признавать свое несовершенство не хотелось, ведь всегда проще найти виноватого в чьем-то лице, но никак ни самому расписаться в промахе или ошибке.
Время приближало всех к самому волшебному празднику в году. Город уже наряжался в гирлянды, серпантины, елочные игрушки. Запах мандаринов и шоколада, казалось, преследовал везде. Новый Год — это всегда весело, красиво, сказочно. Но Артему было не до этого — он решил все же рассказать Тане, что через шесть месяцев он уедет из города, и когда сможет вернуться, не известно. С одной стороны, не хотелось портить праздник, а с другой — нельзя больше откладывать. Чем дольше об этом думал Артем, тем серьезнее он становился. Ему было ясно и без разговоров со старшим поколением, что расстояние и время могут убить и более сильное чувство, чем всего лишь детская дружба.
— Сам посмотри, — говорил отец, — она же ребенок совсем. Ты ей мишек даришь, мороженым угощаешь. А у самого какие интересы, а? Наверное, хочется чего-нибудь другого?
— Чего