Она хотела, чтобы Сара в конце концов узнала? Неужели ее мать просто хотела умереть? Можно ли умереть от разбитого сердца?
Сара подошла к камину и, встав на колени, развела огонь. Когда он разгорелся, она бросила туда письма, пряча тайну любви и горя ее матери.
Дуглас вышел из конторы поверенного успокоенным и воодушевленным. Герцог Херридж не мог расторгнуть брак своей дочери без согласия ее мужа. Даже если Сара захочет положить конец их браку, ей придется доказывать, что он изменял ей и совершал прочие грехи. И пока он жив, он оспорит и опротестует любое такое действие.
Еще есть время поухаживать за женой. К сожалению, сначала надо решить еще одну задачу.
Карета остановилась, он вышел и поднялся по ступеням крыльца дома герцога Херриджа.
Саймонс открыл дверь.
— Удивлен, что вы здесь, а не выполняете распоряжение своего хозяина, — сказал Дуглас.
— Это и есть распоряжение моего хозяина, мистер Эстон. — На губах Саймонса играла легкая улыбка. Выражение его лица настолько раздражало, что у Дугласа мелькнуло желание ударить его.
— Он здесь? — спросил Дуглас.
— Что сказать его светлости о цели визита? — спросил Саймонс.
— Нетерпение его светлости, Саймонс.
— Сомневаюсь, что его светлость захочет обсуждать это, мистер Эстон. Полагаю, он захочет увидеть результаты вашей работы. Уверен, что алмазы у вас с собой, мистер Эстон.
— Где он?
Саймонс поклонился, потом повернулся и направился к библиотеке герцога. Постучав в дверь, он выждал минуту и повернул ручку. Как только дверь открылась, он отступил в сторону и объявил о визите Дугласа.
Герцог Херридж не встал при его появлении и даже не потрудился поднять глаза от бумаг, которые подписывал. Вместо этого он ждал, пока Дуглас подойдет к его столу. Только тогда он поднял взгляд, положив перо на подставку.
— Вы сказали, что получите результат за короткое время, Эстон.
— Я сказал, что это вопрос недель, ваша светлость, а не дней. Угрозы процесс не ускорят.
— Угрозы?
— Расторгнуть мой брак.
Герцог улыбнулся:
— Мне было интересно, сработает ли это. Вы весьма увлечены моей дочерью, не так ли?
Герцог Херридж был из тех, кто, однажды почувствовав уязвимость человека, пользуется этим и бьет в больную точку. Дуглас не собирался снабжать его информацией, особенно о Саре.
— В Чейвенсуорте был взрыв, — сказал он.
Херридж откинулся на спинку кресла и пристально смотрел на него, его улыбка исчезла.
— Все алмазы погибли в огне, — сказал Дуглас.
Выражение лица герцога не изменилось.
— Вам придется ждать дольше, чем я первоначально рассчитал.
— Почему произошел взрыв? — спросил Херридж, уставясь на промокательную бумагу. — В вашей формуле есть изъян?
— Нет никакого изъяна. Возможно, раствор, скреплявший кладку печи, не выдержал. Возможно, я попытался изготовить слишком много алмазов сразу.
— Вы можете предотвратить такую катастрофу в будущем?
Дуглас нахмурился. Герцог Херридж начал улыбаться, а это плохой признак. Если ему что-то доставляло удовольствие, то это было явно не в интересах другого человека.
— Думаю, да, — осторожно сказал он.
— Тогда вам придется это доказать. — Херридж взял со стола колокольчик и дважды позвонил.
Саймонс открыл дверь так быстро, что Дуглас подумал, не стоял ли дворецкий за ней все это время.
— Проводите мистера Эстона на третий этаж, — сказал герцог. — И проследите, чтобы у него было все необходимое для изготовления алмазов.
— Я не останусь здесь, Херридж, — сказал Дуглас.
— Останетесь, мистер Эстон.
Саймонс отступил в сторону. В комнату шагнули двое крупных мужчин, больше похожих на борцов, чем на лакеев. Они подхватили Дугласа под руки, хотя он и сопротивлялся, с двумя ему было не справиться.
— Приношу свои извинения, — сказал Херридж. — Но мне действительно нужны эти алмазы, мистер Эстон. — Он повернулся к Саймонсу. — Проследите, Саймонс. — Герцог выдвинул ящик и достал пистолет. — Стреляйте в него, если потребуется. — Он вручил оружие дворецкому.
Саймонс молча взял пистолет и нацелил его на Дугласа, мужчины поволокли его вверх по лестнице.
Сара надела простое черное платье, черные серьги и маленькую черную брошь. Она обошлась без больших обручей, надела только две нижние юбки, но одна из тафты, обшитой кружевом, при ходьбе издавала шуршащий звук.
Хотя она не видела мужа с утра, она распорядилась подать к обеду все то, что Дуглас заказывал в последние недели. Следовательно, будет разнообразие мяса и пудингов — Дуглас питал слабость к сладкому, — фрукты и два сорта вина.
К сожалению, все ее приготовления оказались напрасны. Ей сообщили, что Дуглас уехал из Чейвенсуорта несколько часов назад.
Сара уставилась на миссис Уильямс, надеясь, что та не заметит ее шок.
— Он уехал?
— Насколько я поняла, у мистера Эстона дела в Лондоне.
— Кто вам это сказал? — очень спокойно спросила Сара.
— Главный конюх, — ответила миссис Уильямс.
Сара сумела съесть обед, не забывая о манерах. В конце обеда она пригласила в столовую кухарку и двух ее помощниц.
— Жаль, что у нас мало гостей, — сказала она им. — Ваши блюда достойны праздничного стола. Мне очень повезло, что я живу в Чейвенсуорте. Спасибо за прекрасный обед.
Она была выше обид. Несколько часов кухарка и помощницы трудились, чтобы устроить банкет, на котором ел только один человек.
— Пожалуйста, раздайте остальное слугам.
— Мы оставим немного для мистера Эстона, — широко улыбнулась кухарка.
По их мнению, он не мог совершить ничего дурного? Одна его улыбка, и глупые женщины сияли до конца дня. Если он шутил с ними, они краснели и жеманничали. Обед готовили для него, а он его пропустил. И что они сделали? Они без вопросов приняли это, отложили для него еду и с нетерпением ждали его возвращения.
Дуглас не появился ни в следующий час, когда Сара шагала по гостиным, ни еще через час, когда она решила прогуляться по коридору у герцогских покоев. Наконец она вернулась в свою комнату и увидела явно уставшую Флори, сидевшую на скамье у кровати.
— Ложись, Флори. Ты мне сегодня не понадобишься.
— Позвольте мне помочь вам с платьем.
Когда корсет был расшнурован, Сара отпустила Флори.
— Тебе явно надо поспать, — сказала она. — Иди, отдохни.
Тихая ночь манила поспать. Сара стояла на террасе и смотрела на восток, на небо. Сегодня она могла видеть небеса во всей роскошной красоте ясной летней ночи, чувствуя себя маленькой, ничтожной песчинкой, но все же частью всего величия, созданного Богом.