– Не будь ребенком! – сухо посоветовал Лайам. – Я отвечу на твои вопросы в любое назначенное тобой время.
Пистолеты на рассвете, мои секунданты к твоим услугам, чуть не хмыкнула Джо.
Он резкими шагами прошел мимо беспомощно покрасневшего Джастина.
Она знала Джастина – он не опустится до погони за ними, не поставит себя в дурацкое положение, шествуя с ней на руках через все роскошное здание.
– Бедный Джастин.
Лайам явно не задавался вопросом, нужно ли ей, чтобы ее спасали, таща, как куль.
– Бедный, тоже мне! – фыркнул Лайам. – Он только и думал, как бы смыться, когда дело приняло не тот оборот.
Казалось, это местечко у него на шее, прямо под квадратной челюстью, было специально создано, чтобы она приклонила свою больную голову – Он просто не знает, как обращаться с больными. Хотя я не то чтобы больна…
– Если бы ты сказала об этом раньше, я бы не стал надрывать себе спину. Она издала слабый смешок.
– Думаю, я уже могу идти сама.
– Не лишай меня удовольствия, Джо. Мне так приятно, – шепнул он ей на ухо. – Полагаю, нам лучше всего отправиться к тебе.
– Ключи в сумке, а она осталась в офисе. Придется возвращаться. – И снова пройти под любопытными взглядами.
– У меня есть ключ, ты забыла? Если я снова увижу этого зануду, то просто удавлю его.
– Угораздило же меня дать тебе ключ, – устало произнесла Джо.
– Что ты хочешь этим сказать? Ты не забыла, что и у тебя есть мой ключ? Сядешь впереди или ляжешь на заднем сиденье? – спросил он, когда они оказались в подземном гараже. Он осторожно поставил ее и отпер дверцу своего внедорожника.
– Я не инвалид, – отрезала она и, демонстрируя независимость, залезла на переднее сиденье. – И вообще, я дала тебе ключ, чтобы ты поливал цветы, а не насиловал моих подруг.
Лайам завел мотор.
– На развилке идут дорожные работы, так что устраивайся поудобнее – ехать придется долго. Ты сказала Буду, что отец – я? – Он взметнул взгляд к ее лицу.
Ошеломляющие, заставляющие трепетать голубые глаза он унаследовал от кельтов. Ей вдруг ужасно захотелось повернуть время вспять и вновь пережить их приключение.
– До твоего драматического появления? Да, сказала. – И слава Богу. Беднягу, наверное, кондрашка хватил бы, если бы он услышал это впервые от Лайама. – Я сочла, что после всего, что между нами было, должна сказать Джастину правду. У Лайама раздулись ноздри, он фыркнул.
– Ты недоволен? Это что, должно оставаться тайной?
Он скосил на нее глаза, и Джо увидела в них гнев.
– Он небось еще до меня все знал, – осуждающе выдавил он. – Прости, если я чтото путаю, но сведения до меня доходят с явным опозданием. В последний раз ты упоминала Джастина, когда он разбил тебе сердце. Или я ошибаюсь?
– Не ошибаешься.
Он тут же прискакал к ней, когда она вся в слезах позвонила ему и сказала, что Джастин бросил ее. Она была слишком занята своими переживаниями, чтобы заметить усталые морщины в уголках его глаз и щетину на щеках. Он обнимал ее, вовремя вставляя бессмысленные утешительные фразы, ласково перебирал пальцами ее влажные волосы, отбрасывая со лба растрепанные пряди, и нежно гладил ей спину. Она не унималась. Тогда он скользнул губами по ее мокрым щекам, по лбу, по кончику носа.
Наконец она затихла и утомленно вздохнула.
– Что бы я без тебя делала?
Благодарность, тепло и любовь переполняли ее, и она прижалась к его губам. И почувствовала, как он напрягся.
– Извини… – начала она, вдруг испугавшись, что переступила некую невидимую черту.
Его голубые глаза както странно горели, взгляд на мгновение остановился на обнаженном плече, высунувшемся из бесформенного ворота ночной рубашки. Из его груди с болью вырвался резкий звук, но он тут же подавил его.
Приподняв ей лицо, он наклонился. Все должно было получиться целомудренно, почти помедицински. Но целомудренно не получилось.
Когда он оторвал от нее губы, она не сразу пришла в себя! Надо было повторить, не мог же он этого не понять? Сквозь прикрытые веки она пыталась разгадать, о чем он думает.
Его смех больно задел ее.
– Ну как, стало лучше?
Не то, он сбился со сценария. Она отрицательно покачала головой – в такую минуту нельзя переходить на прозу.
Он потрепал ей волосы, и она вспыхнула. Ну почему он вечно обращается с ней как с ребенком?
– А тебе лучше? – спросила она, не скрывая вызова, и просунула руки под нижний край его рубашки. Растопырив пальцы, она ладонями медленно скользила вверх по его плоскому, подтянутому животу и выше, по мускулистой груди, чувствуя, как глубокая дрожь охватывает его неподвижное тело.
– Ты чем это занимаешься?
Если бы он произнес это ледяным тоном, возможно, огонь, охвативший ее, и погас бы, но хрипловатые нотки заставили ее задрожать. Я дрожу, констатировала она, как будто наблюдая за собой со стороны.
– А тебе не ясно, чем я занимаюсь? – Голос у нее был хриплым, но удивительно спокойным. – Чем я еще займусь, вот в чем вопрос.
– Похоже, ты дала себе волю.
– Если б ты знал, как это прекрасно! Пока она не давала себе воли, она была несчастной и подавленной… раздавленной.
– Помоему, ты просто не соображаешь, что делаешь.
– Единственное, чего я не соображаю, – это как мне справиться с чертовыми пуговицами. Ты не мог бы мне помочь?..
Он грубо схватил ее за запястья и оторвал от себя.
– Ты в такие игры не играй. Наверное, это было самое унизительное мгновение в ее жизни.
– Не смотри на меня как на потрошителя! Мне просто хочется поцелуя. Если тебе это так трудно, тогда не надо! – заорала она, окончательно убитая. Встряхнув головой, она вырвала руки. Надежды спасти свою гордость почти не оставалось.
Не успела она отойти на шаг, как он догнал ее и, обняв за талию, оторвал от земли. Рывком повернувшись, он прижал ее к стене. Она ощущала жар его тела. Ей было слишком стыдно, чтобы смотреть на него.
– Прости, не надо меня ненавидеть… – прошептала она.
– Ненавидеть? Боже, Джо, как я могу. Нет, не надо снова плакать, любимая. Понимаю, ты чувствуешь себя брошенной. Убил бы я этого сукина сына, Джастина, – злобно произнес он.
Он поцеловал ее в уголок рта, потом в другой.
Следующий поцелуй попал прямо в середину. Он отодвинулся, но всего на волосок. Джо открыла глаза и не успела опять закрыть, как они снова прижались друг к другу. Она приоткрыла губы, и, задержавшись всего на мгновение, он принял ее поцелуй. Не просто принял, а тут же вырвал инициативу из ее рук. Его зубы хватали и покусывали, язык пробовал и обследовал.
– О, Господи! – со стоном вырвалось у него, но губы продолжали с жадностью льнуть к ее губам. Его руки скользнули по ее бедрам, едва прикрытым ночной рубашкой, и это прикосновение заставило ее вздрогнуть.
