— Майкл! — Мягкий возглас, донесшийся с лестницы, резко переключил его внимание.
В пятьдесят лет Элизабет Гриффит Донован все еще оставалась прекрасной женщиной. Не той красотой, какой бывает отмечено большинство людей после того, как увял румянец юности. Нет, ее каштановые волосы еще не уступали место седине, а голубизна глаз была такой, как прежде. Она порывисто двинулась вперед, обняв своего высокого сына.
— Ты хорошо выглядишь, мама, — сказал Майкл.
Ее смех зазвенел в воздухе, пропитанном запахом свежих цветов, которые она разместила во всех нижних комнатах.
— Ты говоришь так, как будто считаешь, что я уже ничего не понимаю.
Глаза Майкла еще более глубокого синего цвета, чем ее, сверкнули неожиданным весельем.
— Я уже подумывал, не подарить ли тебе клюку…
Игриво шлепнув его по рукам, Элизабет заглянула ему в лицо. Материнский инстинкт не обманешь. Что-то не так. Она не знала что, но чувствовала, что у него были неприятности.
Рэндольф вошел с подносом, на котором был чайник с ароматным чаем и много бисквита. После того, как он с усилием водрузил его на стол, он выпрямился настолько, насколько позволяло его пораженное артритом тело.
— Что-нибудь еще, мадам?
— Нет, Рэндольф. Спасибо.
Она налила чай, поглядывая на сына в надежде понять, что его беспокоит.
Майкл взял чай, сделал глоток, затем поставил чашку на стол.
— Мама, ты никогда не задумывалась… — он сделал паузу, она ждала, — что могло бы произойти, если бы ты вышла замуж за кого-то более близкого к твоему кругу.
Это был старый и очень болезненный для Майкла вопрос.
— Наверное, моя жизнь тогда была бы совсем другой. Несомненно, и бизнес находился бы в другом состоянии. — Прежде чем продолжить, она помолчала — Но я не уверена, что это полноценно заменило бы мне любовь.
Грусть, которая всегда сопровождала внутреннюю борьбу Майкла при обсуждении отца, проступила и на этот раз.
— Я тоже его любил. Но это не влияло на его образ жизни, который он вел. — В его голосе послышалась нотка горечи.
Элизабет положила гладкую ладонь на руку сына.
— Я знаю, ты этого не понимаешь, но я никогда не хотела, чтобы он изменился. У него не было чувства бизнеса. Временами он пил больше, чем следовало, но… — Ее мысли были сейчас далеко, перебирая последние воспоминания о муже. — Но он страстно любил жизнь и… — меня. — Она без стеснения встретила взгляд сына. — Это чувство я не променяла бы ни на что в мире.
Майкл пытался понять мать.
— У тебя же были другие возможности.
— Но не другая любовь. Когда тебя охватывает это чувство, все остальное перестает существовать. Я не хочу совать нос в твои дела, но мне кажется, что сейчас ты чем-то взволнован. Единственное, что я хочу тебе сказать — даже если бы у меня была тысяча других шансов, я выбрала бы твоего отца.
Лучи зимнего солнца вонзились в изумительный ковер, которым был покрыт тщательно отполированный деревянный пол.
— Когда отец начал ухаживать за тобой, могла ли ты подумать, что дело дойдет до свадьбы? — спросил Майкл.
— Я не уверена, может ли кто-то в первом порыве увлечения знать, к чему это приведет. Но, если ты не позволяешь себе сблизиться с кем-то, ты никогда ничего не узнаешь. — Элизабет было известно, какую жизнь ведет ее сын. И сейчас она гадала, неужели появилась такая необыкновенная девушка, которая заинтересовала Майкла.
— Понятно.
— Могу ли я позволить себе спросить: тебе нравится кто-то?
Майкл подумал о Брайане и о том количестве времени, которое он провел, размышляя о ней.
— Ничего заслуживающего внимания. Мама, когда я встречу подходящую женщину, ты будешь первой, кто узнает об этом.
Элизабет внутренне вздрогнула. Подходящую. Как горько это слышать. Ей бы хотелось, чтобы Майкл мог перенять множество хороших качеств своего отца вместо того, чтобы клеймить его недостатки. Но Майкл всегда восхищался дедушкой, подражая ему во всем. Ей стало больно за сына. Если он отказывается повиноваться своему сердцу, его ждет жалкое прозябание.
Майкл еще раз проверил адрес, взглянув на клочок бумаги, зажатой в руке. Глядя на респектабельный дом, расположенный довольно высоко по Бликер стрит, он был уверен, что ошибся. Это был фешенебельный район. Здесь жили покровители общества, содержащие кареты, бронирующие места в опере, посещавшие церковь Грейс и регулярно дающие балы. Хотя Майкл и был уверен, что Брайана жила не в поселении ирландских овцеводов на Дати Хилл, но он не предполагал, что станет ее искать здесь.
Молодой человек не тратил времени на раздумья. Возможно, Брайана была родственницей одной из слуг, работающих в доме. Решив, что это и есть правильный ответ, он обошел кругом, и, подойдя к черному ходу, потянул за шнур звонка и отступил назад. Почти сразу дверь открыла пожилая женщина с заурядными чертами лица и седеющими волосами под чепчиком прислуги.
— Чем могу служить, сэр? — спросила Мэри.
Майкл снял шляпу.
— Здесь проживает мисс Мак Брайд?
— Да, — ответила Мэри с удивлением.
— Не могли бы вы передать ей, что прибыл мистер Донован.
Мэри оглянулась в сторону кухни, не уверенная: попросить ли джентльмена войти.
— Да, сэр, обождите секунду.
Оставив дверь приоткрытой, Мэри исчезла и Майкл начал прохаживаться по заднему крыльцу в ожидании Брайаны. Не прошло и нескольких минут, как он услышал приближающиеся шаги. Это не мог быть кто-то из пожилых слуг. Из-за двери была слышна легкая, порхающая походка. Он повернулся, готовый заговорить, но, взглянув на Брайану, забыл, что хотел сказать.
Майкл, словно завороженный, смотрел на девушку. Воздушное вечернее платье из белого тюля и брабантского кружева замечательно контрастировало с ее темными волосами, неслыханно бледной кожей и глазами. Юбка со шлейфом, спадающим от талии, была отделана глубокими оборками и прихвачена циниями, чтобы создать форму алмазной дымки. Сплетенный из цветов венок обрамлял голову, подчеркивая темные, сияющие кудри, которые каскадом струились по ее спине. Бархатная накидка оберегала ее от холода, но не портила общей завершенности. Она протянула руку, обтянутую белой лайковой перчаткой, и он, как в тумане, подошел к ней.
Майкл не мог понять, как ей удалось раздобыть такое платье. Он проводил ее к ожидающему экипажу и молча помог устроиться. Кучер тронул вперед, и в закрытом экипаже, казалось, зазвенела тишина.
Экипаж был окутан темнотой, нарушаемой только слабыми лучами четверти луны. Небольшой салон казался еще более интимным под покровом ночи. Сияние глаз Брайаны и влажность ее губ казались выделенными слабеющим лунным светом. Майкл пытался начать обычный разговор, но, словно лишившись речи, не мог открыть рта. А ему так хотелось сказать ей, что он очень рад видеть ее.
