— Анхела, мы не одни, — пробормотал он, кивком указывая на то, что было сзади него.
Привыкшая открыто выражать свои чувства, Анхела всегда вела себя при дочери очень свободно, поэтому она поняла, что это относится не к ней и, повернув голову в указанном направлении, увидела стоявшую в дверях высокую худощавую женщину.
На вид ей было около тридцати пяти, а может быть, ее манеры держаться делали ее старше. На ней был брючный костюм, быстро ставший альтернативой мини-юбкам. Ее светло-каштановые волосы были гладко зачесаны назад в безжалостно маленький пучок, пронзенный насквозь ярко-желтым карандашом. Было невозможно определить цвет ее глаз; их скрывали большие очки с толстыми стеклами, которые, казалось, были специально так задуманы, чтобы иметь возможность разглядывать человека, при этом создавая трудности рассматривать ее самою. Она стояла наблюдая за ними с блокнотом в руке; ее губы, выражая неодобрение, были вытянуты в жесткую, тонкую линию.
Руки Анхелы соскользнули с шеи Картера. Она отступила.
— Это мой секретарь мисс Прескотт, — жестко сказал он.
В отличие от Анхелы он не привык выражать публично свои чувства.
Достав носовой платок из нагрудного кармана, он вытер помаду Анхелы со своих губ, но никак не мог освободиться от ее вкуса. Он подумал с удовлетворением о своем решении пригласить Анхелу к себе в дом. Все приезды к ней всегда заканчивались постелью; так было и за день до его отъезда в Сайгон, когда он так и не отважился сделать то, что было необходимо.
Картер все вытирал губы — словно пытаясь уничтожить все ее следы, — и безрассудная радость, возникшая в Анхеле в первое мгновение встречи с ним, стала угасать. Смутное предчувствие, раздражавшее ее до встречи, наваливалось на нее, приводя в сознание. Отбросив свои длинные волосы, Анхела повернулась и, готовясь последовать за ними, стремительно схватила Лорис за руку.
Лорис была занята мыском своей туфельки, очерчивая рисунок на каштановом ковре. Ее сердечко учащенно билось.
— Это и есть маленькая Лорис? — спросил Картер, наконец замечая дочь.
Он видел ее и не раз, но сейчас совершенно не узнал.
— Надо же, я с трудом ее узнал. Она так выросла.
— Да, она теперь похожа на маленькую леди, — сказала с гордостью Анхела. — Подойди и поздоровайся, Лорис.
Когда Лорис подошла к нему, Картер нахмурился.
— Анхела, мне кажется, я ясно сказал по телефону, что ничего хорошего не выйдет из того, что ты привезешь с собой ребенка. Нам необходимо обсудить серьезные проблемы.
— Картер, я не помню, чтобы ты мне говорил об этом.
Во время их разговора по телефону было много такого, что она была не способна понять и потому свалила все на плохую слышимость.
— Я же специально делал на этом ударение.
— Серьезно? Даже не могу представить, как я упустила это.
Она легкомысленно рассмеялась, удивившись его резкому тону.
— Даже если ты это сказал, я все равно не смогла бы оставить Лорис дома. Она умирает от нетерпения снова увидеться с тобой. Все эти три дня она ни о чем другом не говорила, кроме как о встрече с па…
Она прервалась на полуслове, закусив губу, чтобы не дать неосторожным словам вырваться наружу, и виновато посмотрела на секретаря.
— Ты можешь свободно говорить при Прескотт, — заверил ее Картер. — Она хорошо знает нашу… ситуацию.
«Это то, из-за чего они приехали, — подумала Анхела, — из-за ситуации?»
— Уверен, ты согласишься со мной, что было бы лучше не посвящать ребенка в наш серьезный разговор.
Его левая бровь поднялась на целый дюйм. Словно получив сигнал, Прескотт, стоявшая неподвижно, как статуя, с тех пор как вошла в комнату, сразу же взяла инициативу в свои руки. Большими шагами она подошла к письменному столу, нажала одну из кнопок на специальной панели, положила под мышку блокнот, затем подошла к Лорис.
— Лорис? Тебя так зовут, да?
Лорис кивнула и придвинулась ближе к матери.
Прескотт улыбнулась ей своими тонкими губами.
— Какое красивое имя. И такая очаровательная маленькая девочка.
Наклонясь к Лорис, она протянула ей руку.
— Ты не против сходить на кухню? Там тебе повар даст чего-нибудь вкусненького.
Лорис, отрицая, покачала головой и еще ближе придвинулась к матери.
— Ты бы не отказалась от большой чашки шоколада, — настаивала она, — и большого куска слоеного торта?
Лорис схватилась за подол платья Анхелы.
— Нет!
Прескотт опять протянула ей руку. Не привыкшая общаться с детьми, она растерялась. Выпрямившись, она посмотрела на своего босса, словно ожидая дальнейших указаний.
— Анхела! — жестко сказал он, перебрасывая проблему на нее.
— Лорис, что с тобой случилось? — упрекнула Анхела. — Ты даже не поздоровалась со своим папой. А теперь подойди и крепко поцелуй его и расскажи, как ты счастлива видеть его, так же как ты мне говорила до этого.
Она отступила за спину матери, пальцами сжимая крепче кусок ее платья и из-под своих длинных ресниц смотрела на красивого незнакомца, который назывался ее отцом. Она вся была во власти волнения и страха.
— Обычно она не такая, — поспешила заверить его Анхела с приветливой улыбкой. — В действительности она чересчур рассудительная и слишком яркая для своего возраста. Полагаю, она просто растерялась, снова увидев тебя, Картер.
Палец за пальцем она отцепляла руку Лорис.
— Обо всем этом она говорила в машине по дороге сюда: как она соскучилась по своему папе и как счастлива, что мы все теперь будем наконец вместе.
— Анхела, пожалуйста, — неумолимо сказал Картер. — Не усложняй все еще больше, чем оно есть на самом деле.
— Почему, она даже выучила специально для тебя песенку, — поспешно сказала Анхела, — чтобы отметить твое возвращение домой! Давай, малышка.
Она слегка подтолкнула девочку и поставила ее прямо перед отцом.
— Покажи папе, как красиво ты поешь.
Всецело поглощенная ребенком, она не заметила раздражительного взгляда, промелькнувшего между Картером и мисс Прескотт.
— Мы все вместе живем в желтой субмарине.
— Желтой субмарине, — послушно подпевала Лорис, — желтой суб…
— Ради Бога! — прервал со злостью отец. — Сейчас не время и не место для такого представления!
Лорис так и не закрыла рта, хотя ей было слишком стыдно выдавить еще какой-то звук. В шоке глаза Анхелы расширились, и, казалось, она окаменела. Даже сухая Прескотт почувствовала себя очень неуютно.
Дворецкий, появившийся в дверях библиотеки, нарушил воцарившуюся тишину:
— Вы звонили, сэр?
Первой ожила Прескотт.
