Мей — ближайшая родственница Николаса. Когда старик умрет — а врачи обещают ему год-другой жизни, не больше, — именно к ней автоматически перейдет опекунство над Бекки. А он останется не у дел.
Бес, явившийся из самого ада, не иначе, коварно нашептывал Энтони на ухо, что избавиться от опасности нетрудно. Нужно лишь стоять на своем, холодно и невозмутимо повторяя девице то, что является жестокой правдой, — отец от нее отрекся. Это же совсем просто… А Энтони так отчаянно хотелось вернуть дочку, что некоторое время он изводил себя и мучил, прислушиваясь к звучащему в голове голосу, хотя знал, что следует справедливости ради посодействовать примирению Николаса и Мей.
Но Николас был тверд как кремень. «Она такая же, как ее мать! — горько восклицал он, когда угасла последняя надежда дождаться ответного письма от Мей. — Ветреная, бессердечная эгоистка! Знай она, как я богат, небось, со всех ног примчалась бы! Энтони, эта девчонка разбила мне сердце! Не желаю ее видеть, пусть даже явится в лохмотьях, с дюжиной голодных малышей! Ты меня слышишь?!» — бушевал старик. «Слышу», — тихо отвечал Энтони, надеясь в один прекрасный день переубедить упрямца.
Но тогда Энтони еще не знал, что Бекки его дочь. И вот Мей приехала, свалилась как снег на голову, красавица в ослепительных ало-золотых нарядах, само воплощение огня, страсти… и стальной решимости!
Здравый смысл подсказывал, что девицу надо напоить чаем, подарить ей фотографию отца… и отослать восвояси. Но как сможет он жить в ладу с самим собою, зная, что лишил Николаса возможности провести последние годы жизни в обществе любящей дочери?
— Боже, — простонал Энтони, — что за тяжкий выбор!
Призвав на помощь остатки самообладания, он заставил себя заняться чаем, однако пальцы его слегка дрожали. Перед мысленным взором снова и снова возникало лицо Мей — выразительное, подвижное, словно озаренное внутренним светом.
И что в ней такого особенного? Возможно, нечто унаследованное от Николаса — его бескомпромиссная честность, его доброта и терпимость. Окажись она стервой, «ветреной, бессердечной эгоисткой», — как предположил старик, — все было бы куда проще.
Однако Энтони видел совсем иное — чистую, невинную радость, что подобно лучезарному мечу сокрушила его подозрительность и враждебную настороженность. Энтони заворожила ослепительная улыбка, что освещала удивительные карие глаза, искрящиеся золотыми огоньками. В своем искреннем желании рассказать о себе как можно больше молодая женщина казалась трогательно-уязвимой и беззащитной, точно дитя.
Как страстно она молила о жалкой крохе, о праве увидеть отца своими глазами… У бедняжки даже фотографии нет! Слова ее затронули Энтони за живое. Уж он-то отлично знал, как пусто и горько жить на свете тому, кто не знает своих родителей.
Всю жизнь он мечтал узнать, кто его отец. Внутренняя отчужденность, неприкаянность и неодолимая тоска по любви порождены этой зияющей брешью в его жизни. Услышав горячие мольбы Мей, Энтони преисполнился горячего сочувствия к гостье и поневоле смягчился.
Разумеется, насчет писем она лжет. Так лжет испуганный ребенок, стремящийся обелить себя любой ценой, чтобы не слишком ругали… Очень жадный ребенок, нахмурившись напомнил себе Энтони, прежде чем окончательно расчувствовался. Наверное, проштудировала справочник «Кто есть кто» и выяснила, что Николас Фоссетт — выдающийся историк, один из крупнейших специалистов по первобытным культурам в стране, владелец процветающего издательства, специализирующегося на научно-популярной литературе.
Энтони задумчиво потер колючий подбородок. Николасу принадлежит чуть ли не вся округа и весьма прибыльное дело, так что молодую женщину ожидает немалое наследство. И опекунство над маленькой Ребеккой.
Трясущимися руками Энтони наполнил чайник. И что ему останется? Изредка приезжать в гости. Наблюдать со стороны, как чужая женщина воспитывает его дочь…
— Нет! — исступленно воскликнул он. — Ни за что на свете!
Жить Николасу осталось совсем недолго. По смерти старика Энтони собирался удочерить девочку. Но если Мей останется, то утвердится в роли опекунши.
Можно затеять судебный процесс, да только затянется он на долгие годы. Какая травма для подрастающей Ребекки! А ведь девочка уже привыкнет видеть в Мей мать! В такой ситуации отбирать ребенка слишком жестоко, даже если решение суда окажется в пользу Энтони.
Нет, такого допускать нельзя! Энтони глубоко, прерывисто вздохнул. Все, решено: он и близко не подпустит незваную гостью к Николасу, уважая недвусмысленно высказанную волю больного. Угостит девицу чаем, постарается утешить. И выпроводит домой.
Мей нетерпеливо барабанила пальцами по столу, то и дело поглядывая на часы. Рядом с нею лежал богато иллюстрированный фолиант о раскопках Теотихуакана — древнего ацтекского города, расположенного на территории современной Мексики. В любое другое время книга очень заинтересовала бы Мей, но сейчас ею владела одна-единственная мысль: где ее отец?
Она знала, что того и гляди уснет от усталости, но сначала хотела увидеться с отцом. За чаем — ох, хоть бы все-таки за кофе! — она наберется храбрости и непременно попросит этого типа…
Нет, не попросит, а потребует. Она не ирландский волкодав! И никто не вправе ей приказывать!
Мей поднялась с кресла, пошла на шум и вскоре оказалась перед распахнутой дверью просторной побеленной кухни, обставленной деревянной мебелью на манер сельского дома.
Ступала она совершенно бесшумно, поэтому ее появление прошло незамеченным. Мей завороженно застыла в дверях, позабыв, зачем пришла. Незнакомец насыпал чай в заварочный чайник, двигаясь заторможенно, точно зомби. Вот он отмерил шесть ложек, застыл, глухо выругался… Все так же медленно, будто во сне, незнакомец опорожнил и сполоснул чайник, затем тщательно отсчитал нужное число ложек, явно досадуя на собственную бестолковость. Залил заварку кипятком. Глубоко вздохнул, запрокинул голову — ну прямо-таки живое воплощение беспросветного отчаяния!
Мей заинтригованно наблюдала за происходящим. Тут дело явно не в усталости. Похоже, жизнь кажется бедняге тяжким бременем. Отчего? Что здесь происходит?
Не желая смущать человека, Мей на цыпочках вернулась назад и снова отправилась в кухню, на сей раз стараясь производить как можно больше шума, чтобы заранее дать знать о своем приближении. Теперь Мей убедилась, что молодой человек вполне овладел собой: спина прямая, лицо — непроницаемая маска.
— Я тут подумала, не помочь ли… — начала она робко.
