Прерывистый вздох слетает с моих пересохших губ, когда, словно невзначай разрумянившейся кожи касается колкая щетина. Мир словно на мгновение замирает. Еще чуть-чуть, и его губы коснутся моих…
— А как вас зовут? — Неожиданный вопрос грубо врезается в хрупкую стену хрустального купола, успевшего нависнуть над нами. Со звоном бьющегося стекла он рушится, возвращая все посторонние звуки, выбрасывая меня в реальность.
— Клим! — Звонкий голосок малышки звучи раньше, чем мы с ее отцом успеваем среагировать. — Мою мамочку зовут Марина, — произносит она с уверенностью знатока в интеллектуальной игре, выбивая тем самым почву у меня из-под ног.
Я чуть пошатываюсь, но крепкая мужская рука успевает поймать меня и прижать к мощному телу.
— Откуда она знает? — удивляюсь очень тихо, почти мысленно и не жду ответа.
— Не знаю, — шепчет не меньше моего обескураженный отец этой удивительной крошки.
— А паспорт ваш можно? — не унимается дознаватель, стоящий в шаге от нашего трио.
Хмурый, настороженный взгляд сканирует меня так пристально, словно подозревает во всех нераскрытых аферах этого столетия, а заодно и прошлого. Озноб пробегает по телу от его внимания к моей персоне.
— Клим, — осаживает его до сих пор так и не представившийся, но при этом все еще не выпускающий меня из объятий мужчина.
— Ну, мы на каток-то идем? — нетерпеливо возвращает к себе внимание виновница всей этой кутерьмы.
— Конечно! — цепляюсь за возможность выпутаться из плена таких надежных рук.
Перехватываю детскую ручку поудобнее и делаю шаг в сторону катка. Только на секунду торможу около мужчины, привстаю на носочки и почти уверенным голосом произношу:
— Марина Евгеньевна Чудова, — представляюсь я. — Приятно познакомиться, Клим…? — делаю многозначительную паузу, в ожидании его взаимно вежливого ответа.
— Угу, — не поддается он на мою провокацию.
— Игнат, — вновь как-то интимно-тихо звучит над самым ухом голос моего временного подельника. — Очень приятно, Марина, — прокатывает он мое имя на языке, словно пробует что-то новое и экзотичное.
Киваю, смутившись. Чувствую, как щеки заливает обжигающим румянцем, и сердце бешено колотится. Я, будто у меня ангина, с трудом выталкиваю из себя вежливое «Взаимно!» и тут же старательно переключаю все внимание на малышку.
Девчушка топает рядом, ежесекундно поглядывая на меня с волнением и легкой неуверенностью. Словно ребенок, получивший долгожданный подарок, но все еще сомневающийся в произошедшем чуде, она старается убедиться, что все происходящее— правда. И мне ничего не остается, как просто улыбаться ей в ответ, безмолвно подтверждая: «Да, малыш, чудеса иногда случаются!»
Она кивает в ответ, одаривая меня улыбкой, от которой просто ноги подкашиваются, а в душе образуется огромная черная дыра тоски и самообмана. Ну и пусть. Я взрослая, я переживу, заштопаю и буду жить дальше, но ни за что не выпущу сейчас ее маленькую ладошку, сжимающую мою руку бульдожьей хваткой.
Откуда только в хрупкой крохе столько недюжинной силы?
Меня снова штормит от бури неподдельных эмоций. Сглатываю ком растроганности, сдерживая слезинки в уголках глаз, и делаю один большой-большой вдох, а после — выдох, успевая мысленно досчитать до десяти. Незатейливая процедура релакса помогает немного сбить накал чувств и усмирить бешено стучащее сердце, стремящееся расколотить мою грудную клетку.
— Ну что, ты знаешь, где здесь коньки выдают? — интересуюсь у малышки.
— Да! Пойдем скорее, пока красивые не забрали! — радостно кричит та и ускоряет шаг.
Она тянет меня за собой, точно тягач. Я лишь успеваю обратить внимание на то, что Игнат отстал от нас и о чем-то беседует с Климом.
— Мы с тобой так папу потеряем, — торможу детский стремительный бег.
— Да нет! — беззаботно отмахивается она. — Он же знает, что мы кататься пошли.
Фаня чуть хмурит бровки, выражая нетерпение, и поглядывает в сторону будки проката. Там и впрямь образовалась очередь, да и на ледовом поле немало желающих проявить себя в мастерстве почти фигурного катания.
Я замираю в нерешительности. Оборачиваюсь на отставших от нас мужчин, затем кидаю взгляд на оживленную людскую «змейку» около киоска со спортивным инвентарем.
— Ладно, — соглашаюсь я, — пойдем, займем очередь.
— Пойдем! — поддерживает меня Фани, кивая и степенно шествуя рядом со мной, как только я возобновляю наше с ней передвижение.
Встаем так, чтобы нас было хорошо видно мужчинам, стоящим в нескольких метрах от катка и очень эмоционально что-то обсуждающим. Нервная дрожь пробегает по телу при мысли, что разговор их касается именно меня.
— Ты не бойся, папа тебя не обидит, — успокаивает меня девчушка, словно считав все мои мысли, как сканер штрих-кодов на кассе гипермаркета. — Он хороший. Да и Клим тоже.
— Да? — Слова сомнения слетают с моего языка раньше, чем я успеваю его прикусить.
— Да, — уверенно защищает Фани крёстного. — Просто от него недавно ушла жена, вот он и… — Она замолкает, выискивая в своем еще не сильно объемном словарном запасе подходящее слово.
— Недоверчивый, — подсказываю я.
— Ага, — кивает она, — подозрительный, — добавляет. — А вообще хорошо, что она ушла. Она была такой противной! — Фани морщит носик.
— Кто? — теряю нить детского повествования.
— Жена у Клима, — чуть повышает голос малышка. — Она всегда со мной сюсюкалась, будто я маленькая. — На детском личике отражается такая гамма неподдельных негативных эмоций, что я непроизвольно улыбаюсь.
— А ты не маленькая? — шутливо поддеваю ее.
— Нет, конечно! — возмущается она. — Мне скоро пять!
— Ой, прости! Конечно, ты уже большая, и с тобой не стоит сюсюкаться! — соглашаюсь с ее утверждением.
— А еще, — продолжает она нашу доверительную беседу, — когда думала, что никто ее не видит, делала вот так. — Малышка, так и, не отпустив мою руку, сотрясается в подобии эпилептического припадка, искренне изображая, видимо, брезгливость той, что на публике изображала максимально искреннюю любовь к малышке. — Но я всегда говорила Климу, что она нехорошая, — перестав трястись, вновь как ни в чем не бывало возвращается она к разговору. — И хорошо, что она ушла. У него другая будет. — От этой доверчивой и наивной улыбки и теплоты, с которой она произносит эти слова, мне вдруг становится немного не по себе, будто малышка провидица, гадалка с хрустальным шаром, словно она видит все наперед и знает то, чего не знаем даже мы, взрослые.
Наш странный разговор прерывает парень из проката, и я безмерно рада этому факту. С удвоенным энтузиазмом помогаю девчушке выбрать коньки.
— Еще папе надо взять, — заботливо напоминает мне Фани.
Замираю в нерешительности, переглядываясь с сотрудником проката. Неловко так получается: он-то не знает, что мы не семья, а я понятия не имею, какого размера у него…
— Сорок третьи, пожалуйста, — раздается над моей головой уже знакомый бархатный голос.
— Хорошо, — кивает парень и уходит за коньками.
— Все хорошо? — интересуется Игнат, вглядываясь в мое лицо. — Фани вас не заболтала?
— Ну, папа, — обиженно дуется малышка, сопит и хмурит бровки. — Я не болтушка.
— Нет, конечно, — спешу успокоить одного и заступиться за другую. — Все хорошо. А где ваш друг? — уточняю, оглядываясь по сторонам.
— У него дома куча дел перед Новым годом, поехал разгребать. — То, что он лукавит, мне понятно, но развивать эту тему я не считаю нужным.
Берем выданный нам спортивный инвентарь и заходим в помещение с множеством шкафчиков. У нас один на всех, в нем мы и оставляем свою обувь. Игнат помогает малышке зашнуровать коньки, и та тут же рвется в «бой». Еле успеваем поймать ее около двери, очень быстро экипировавшись сами. А когда выходим на лед, то оказывается, что из нашей тройки более или менее сносно на этих скользких полозьях может стоять только Игнат.
Мы с Фани цепляемся за него с двух сторон.
— Ты как давно на катке были? — интересуется мужчина, поддерживая меня одной рукой за талию с доброй усмешкой на красивых губах.
