— Держите! — Парнишка выдает мне коньки. — Приятного катания! — желает на прощание.
Я быстро расплачиваюсь, получаю ключ от камеры хранения, и наше дружное трио заваливается в теплое помещение, где на лавочках сидят такие же любители катания, меняя привычную обувь на выданное обмундирование.
— Папочка! — окликает меня Фани, усаживаясь на скамью, и протягивает свои коньки. — Завяжешь?
— Конечно. — Сажусь перед ней на корточки и ловко снимаю зимние сапожки, проверяю, теплые ли ножки, и тут же надеваю на гномыша ботинки с полозьями.
— Помочь? — обращаюсь к Марине, как только Фани довольно взмахивает обеими ногами, уже обутыми.
— Да. — Румянец так мило заливает её щеки, что пальцы покалывает от желания пройтись по ним, проверить, настолько ли они нежны и горячи, как кажутся. — Пожалуйста, — слетает смущенно с ее пухлых губ, на которые я стараюсь не смотреть.
Еле заметно встряхиваюсь, прогоняя прочь яркие картинки непристойного характера, подкидываемые моим необузданным воображением, и радуюсь тому, что на улице зима, на мне плотные джинсы, и парка застегнута почти под горло. Иначе пошлые мысли, красноречиво проявляющиеся внушительным бугром в паху, смутили бы мою спутницу еще сильнее.
Затягиваю шнуровку на коньках, стараясь не касаться щиколотки Марины. И так дышу, словно стометровку пробежал, а если я позволю себе большее, сугроб возле катка меня уже не спасет. — Готово! — поднимаюсь и прячу наши вещи в кабинку.
— Пойдем! — нетерпеливо восклицает Фани, шустро, но не очень уверенно топая к выходу.
Ловим ее в шаге от двери. Выходим вместе, держа малышку за обе руки. Она между нами, словно буфер и маленькое, беззаботно веселящееся напоминание мне о цели нашего «похода».
Покорение ледовой глади с двумя дамами только со стороны кажется заманчивой картинкой. Они беспомощно повисают на мне, словно лианы на стволе векового баобаба.
Визг, смех, падения на пятую точку и неловкие взмахи руками, чтобы удержать равновесие, а еще цепляние за бортик и разъезжающиеся в разные стороны ноги — все это и много чего еще веселого сопровождает нашу троицу, увлеченную зимней забавой.
Иногда мне удается чуть отстать от девчонок, и тогда я с воодушевлением юного фотографа щелкаю «затвором» своего телефонного фотоаппарата.
— Сотрите это немедленно! — возмущается раскрасневшаяся Мариша, заметив на экране запечатленный момент их с Фани «фееричного» проката на полметра от борта.
— Нет! — уверенно заявляю, отключая девайс и пряча его во внутренний карман куртки.
Немного обиженное смущенное сопение и прикушенная белыми зубками пухлая нижняя губа адреналиновой дозой впрыскивают в кровь дурман безбашенности. Не раздумывая ни минуты, подхватываю Рыжулю за талию, приподнимаю и впечатываю в себя ее хрупкое тело. С испугом взвизгнув, она хватается за мои плечи, а я, залихватски отталкиваясь одной ногой, делаю шикарный прокат и несложный «пирует». Кружусь вместе с ней и дурею от необъяснимого восторга и радости, испытываемой словно впервые.
— Все! — первой из нас сдается Фани. — Хочу в кафе, — приземляется на попку, а затем падает звездочкой на лед уставший гномыш.
Переглядываемся с Мариной и единогласно решаем поддержать ребенка. До помещения, где ожидают нас запертые в кабинке вещи, дочь мне приходится нести на руках.
— Ножки очень-очень сильно устали! — жалуется она, обнимая меня за шею.
А вот до кафе топает уже сама, крепко вцепившись в ладонь Марины, словно боится, что лимит пребывания той с нами подходит к концу и она испарится так же загадочно, как и появилась. Честно? Я бы и сам последовал примеру дочери, чтобы только продлить неповторимое чувство единения, не покидающее меня с самых первых минут нашего необычного знакомства.
Помещение небольшого кафетерия сияет огоньками разноцветных гирлянд. Повсюду стоят маленькие елочки, а в воздухе витает аромат новогодних гуляний.
— Пойдем туда, — тянет нас в сторону небольшого столика взбодрившаяся малышка — там елка с зайками. — Важный аргумент в пользу выбранного места!
Раздевшись, рассевшись и заказав горячий чай и гору сладкой сдобы, мы позволяем себе отвлечься на личное. Пока дочь рисует в предоставленном ей детском наборе, состоящем из забавного блокнота и пачки карандашей, я, на время погружаюсь в виртуальный мир, разблокировав телефон, и сбрасываю Климу краткий отчет. Марина тоже что-то печатает, порхая тонкими пальчиками по дисплею своего девайса.
— Мамочка… — Сонный голосок Фани вклинивается в наше светское общение, когда чай уже выпит, а сама малышка доела последнюю плюшку, и ее осоловелые глазенки смотрят на нас растерянно. — Поехали домой. — Не вопрос — констатация почти состоявшегося факта.
— Домой? — теряется Марина.
Я заглядываю в ее глаза, ловлю озадаченный взгляд и шепчу лишь одними губами:
— Да…
Мысленно молю ее ответить согласием.
ГЛАВА 8
МАРИНА
Тепло уютного кафе, душистый травяной чай, вкусная свежеиспеченная сдоба и непринужденная болтовня нашего странного (для меня лично) трио расслабляют меня до состояния отрешенности от действительности, но слова, произнесенные доверчивым и почти сонным детским голоском, моментально выбивают почву из-под ног. И то, что я уже сижу, утонув в объятиях мягкого диванчика, спасает меня от падения. В противном случае я сейчас грохнулась бы на землю, как срезанная травинка.
— Домой… — Обычное слово, привычное для всех, звучит сейчас финальным свистком.
Конец. Занавес медленно ползет вниз, отгораживая от меня волшебную, пусть и не мою, сказку. Мне лишь на миг судьбой было позволено прикоснуться к чужому счастью, вовлечься в безумие, принимая происходящее за правду.
Но это ведь не так? Иллюзия, время которой подошло к концу.
Моментально онемев, смотрю на красивого мужчину и девчушку рядом с ним, словно фотографирую на память их образы.
Они такие непохожие. С первого взгляда даже не скажешь, что отец и дочь. Только та незримая связь, окутывающая их, то, как они друг друга понимают без слов, с полунамеков, то, как относятся друг к другу, не оставляет и толики сомнения в их очень близком родстве.
А я…
Кто я?
Одинокая женщина, потерянная и потерявшая веру в искренние и бескорыстные чувства. И мне не место в их тандем. Нельзя затягивать эту ложь. Нельзя позволять ребенку путаться в ней, словно игривый котенок в размотавшихся нитках.
Нужно ставить точку, и лучше именно сейчас, пока мы все не увязли в приятной, но все же лжи.
Вот только сердце отказывается от принятых разумом решений. Оно, несчастное, сжимается от тоски и нахлынувшей боли расставания, разочарования в быстротечности счастливых моментов.
Мир, словно по мановению волшебной палочки злобной антифеи, в считанные секунды теряет краски, звуки, вкусы, возвращая меня в пресную реальность моего существования.
— Мамочка… — Тихий и чуть испуганный голосок малышки врывается в пучину моих переживаний и скальпелем режет по оголенным нервам.
Моргаю, фокусируя поплывший взгляд на милом встревоженном личике. Большие зеленые глазищи смотрят на меня с затаенной надеждой, с той умоляющей нотой доверия, которую страшно предать и невозможно обмануть.
Тушуюсь, не зная, как правильно ответить. В немой мольбе обращаюсь к Игнату. Ведь это и в его интересах найти правильный выход из того, что мы натворили. Но и в его карих глазах те же эмоции нескрываемого упования, четко говорящие мне, что союзника в его лице я не найду и он точно не собирается развеивать нелепость происходящего.
Мне трудно дышать, трудно мыслить, трудно просто встать и уйти, особенно, когда сидящая напротив тебя парочка напоминает бездомных щенков в лютый мороз, увязавшихся за сердобольной старушкой, пришедшей их накормить и, может, даже обогреть.
— Фани, — обращается Игнат к малышке, не сводя с меня пристального взгляда, — ты же хотела сладости домой взять, помнишь?
