— Может быть.
— Но этого нельзя допустить. Вы должны разрешить мне все ему объяснить.
— Что вы сможете ему объяснить? Что влезли в мою квартиру по ошибке, потому что намеревались заполучить письмо, которым вас собирался шантажировать убитый? О нет, дорогая, такую историю вам рассказывать нельзя.
— Но, может быть, не совсем такую…
— Послушайте. Вам вообще ничего не надо рассказывать. Дело в том, что он утром улетает в Америку, если только сегодняшняя история ему не помешает. Тогда опасность того, что он расскажет об этом» Эв… или еще кому-нибудь, отпадает.
— Вы уверены?
— Совершенно уверен.
— Но он может написать, — запротестовала она. Тревожное выражение не сходило с ее лица.
Он покачал головой.
— О, нет. Я его немного знаю. Он может проболтаться случайно, в разговоре, но он не такой человек, чтобы специально сообщать об этом в письме.
Однако она не успокоилась. И только когда он нежно накрыл ее руку, лежавшую у него на рукаве, своей рукой, она тихо вздохнула, и, казалось, напряжение спало.
— Значит, вы думаете, что мы можем считать себя в безопасности? — Она провела свободной рукой по лбу. — По-моему, полагать такое после всего случившегося по меньшей мере легкомысленно.
Но, прежде чем он успел ответить, стук в дверь возвестил о возвращении сержанта.
— Оставайтесь здесь. Я открою.
Она осталась стоять посередине ярко освещенной комнаты, растерянно оглядываясь по сторонам…
Прямо перед ней стояло письменное бюро с выломанным замком — свидетельство ее неудачной попытки взлома: в дальней комнате, на столе — остатки ужина, который проходил при таких необычных, даже романтических, обстоятельствах. Из прихожей доносился голос сержанта, разговаривавшего с хозяином квартиры.
Если бы не все эти неоспоримые факты, она вполне могла предположить, что все приключения этой ночи ей просто приснились. Но это был не сон. Все это произошло на самом деле и неизвестно, чем все это еще могло кончиться.
Она услышала слова сержанта:
— Ладно, спокойной ночи, сэр.
И входная дверь захлопнулась. Несмотря на усталость, она выбежала в прихожую.
— Ну, что? — нетерпеливо спросила она. Он улыбнулся.
— Я думаю, что получил подтверждение относительно нашей безопасности. Сержант сказал, что вы можете отправляться домой. Был врач, и у него нет сомнений, что мистер Мартин мертв не менее двадцати четырех часов. Это фактически делает вас непричастной к этой истории.
— О! — Она испустила вздох облегчения и прислонилась к дверному косяку.
Минуту они молчали, потом она неуверенно спросила:
— Значит, я могу ехать домой?
— Да, Милая, вы можете ехать домой.
Он принес из комнаты ее накидку и помог надеть, застегнув ей пряжку, как ребенку.
«Вот и все», — подумала Хилма, и сердце ее сжалось.
— Вам больше нечего бояться, — мягко произнес он, увидев печаль в ее глазах.
— Да, да, конечно, я знаю, — поспешно ответила она.
— Могу я проводить вас и вызвать такси? Она покачала головой.
— Нет, благодарю вас, я попрошу привратника.
— Но мне самому хотелось бы это сделать. — В его глазах отразилась душевная боль.
— Нет, нет, — поспешно сказала она. — Давайте попрощаемся здесь.
Он едва заметно кивнул.
— Надеюсь, вы понимаете, как я вам благодарна.
— За что, дорогая? — Он улыбнулся, глядя на нее сверху вниз. — В конце концов, я даже не забрал письмо.
— Но ведь вы бы сделали это. Вы собирались… хотели сделать это… для меня.
— Очень хотел.
— Как вы считаете, — едва слышно спросила она, — будет очень глупо, если я вас поцелую?
— Я полагаю, — мягко возразил он, — что за сегодняшний вечер мы с вами наделали столько глупостей, что еще одна ничего не изменит.
Он очень нежно взял ее лицо в свои ладони. Выдержка окончательно покинула Хилму, и она обняла его за шею.
— Прощайте, — проговорила она, — прощайте, мой дорогой, обаятельный незнакомец.
Она отшатнулась от него, рывком открыла дверь и побежала к лифту.
Внизу, в холле, привратник вызвал ей по телефону такси, и, пока она стояла в ожидании, меланхолически заметил:
— Ужасное дело это убийство. А как вы считаете?
Хилма рассеянно согласилась. На какой-то момент у нее возникло острое желание спросить его фамилию джентльмена, живущего в 411 квартире, но она поймала себя на мысли, что не должна этого делать: у него ведь нет возможности что-либо узнать о ней, значит, с ее стороны это было бы нечестно.
А кроме того, зачем? Что это ей даст?
Все закончилось, как спетая песня.
Ее мысли были прерваны подъехавшим такси. Она поспешно попрощалась с привратником и назвала водителю свой адрес…
— Хилма! Хилма!
Хилма медленно пробуждалась от сна.
— Да, мама, в чем дело? Чем ты так взволнована?
— Во-первых, уже очень поздно. — Мать стояла в дверях спальни. — А во-вторых, эта девушка не пришла.
«Этой девушкой» миссис Арнолл называла очередную представительницу из числа дешевых, неряшливых, неумелых женщин, которых она нанимала в качестве дневных уборщиц.
— О Боже! — Хилма села в постели и откинула со лба волосы. — Мне очень жаль, мама. Но может быть, она опоздала на автобус?
— О, нет! — Миссис Арнолл, в прошлом довольно хорошенькая, но уже увядшая и абсолютно беспомощная, плотнее завернулась в свой розовый халат. — Нет, дело не в автобусе. Просто она оставила меня в трудный момент. Я это поняла еще вчера, когда она тряхнула головой в ответ на мои многократные замечания о том, что овощи надо подавать прави…
— Да, нет же, слева, — рассеянно пробормотала Хилма.
— Не говори чепухи! — Мать, едва не плача, опустилась на кровать к Хилме. — Ты же поняла, что я хотела сказать «правильно»!
— Да, понимаю. Я не подумала. Я просто не совсем еще проснулась, извини.
— Ну, так просыпайся, уже довольно поздно, а тут еще твой отец сказал, что ему сегодня надо быть в Сити пораньше. Какая-то важная встреча. Хотя, видит Бог, какие у него теперь могут быть важные встречи! Но все равно он хочет завтракать, а я чувствую…
— Все в порядке, мама. Я приготовлю папе завтрак. — Хилма уже вылезла из постели.
— Спасибо, дорогая. По-моему, у меня начинается приступ моей мигрени. Это все из-за моего беспокойства о том, кто будет теперь помогать по хозяйству. Я, пожалуй, пойду прилягу. Мне нельзя разболеться. У нас и так хватает расходов без счетов от врача.
— Да, ты ложись, мама, — посоветовала ей Хилма. Она отлично знала об этих «приступах», которые регулярно повторялись в моменты домашних кризисов. — Я принесу тебе завтрак, как только отправлю папу.
