Вирджиния Кантра
Бессмертное Море
До того момента, когда было создано время, когда появились сферы земли, моря и неба были, и стал существовать огонь, элементалы приняли форму, каждый в соответствии с их стихией: дети земли, дети моря, дети воздуха и дети огня. После того, как земля зацвела, и жизнь вышла из моря, родилось человечество.
Дети огня восстали против этого нового создания, объявляя войну детям воздуха и человечествк. Вынужденные уживаться со смертными другие элементалы ушли: фэйри в холмы и дикие земли, а мерфолки — селки и финфолки — в глубины моря.
За века дети огня стали сильнее, в то время как численность и волшебство детей моря сократились. Теперь само выживание мерфолков лежит на чаше весов. Тесный союз с человечеством мог бы спасти детей моря. Или уничтожить их.
Но все признают, что некоторый контакт между элементалями и смертными мужчинами и женщинами неизбежен. От таких встреч могут быть спасены души, а могут быть и потеряны. От таких встреч идут войны. От таких встреч создается великое искусство. От таких встреч растут империи. И от таких встреч рождаются легенды и… дети…
Копенгаген, шестнадцать лет назад
«Поездка всей жизни» — обещала брошюра. "Культура, ночная жизнь, приключения и романтика в самой жизнелюбивой столицы Европы".
Двадцатидвухлетняя Элизабет Рэмси усилила хватку на ремешке своей сумочки. Быть остановленной у танцевального клуба в Копенгагене — могло рассматриваться как приключение. Но как романтика?
Она смотрела на мужчин, преграждающих ей дорогу назад в клуб. Она насчитала троих — с веснушками, с плохими волосами и с дрянными манерами.
Не вариант.
Она прикусила губу, предавая пиар туристической фирмы и свои ожидания. Ее щеки пылали. Голова, все еще пытающаяся отойти от техно, вибрировала от чавкающих шагов. Тощий парень в середине сделал приглашающий жест, двигая свои бедра вперед с намеком. Красная неоновая вывеска на входе в клуб подсветила линию его нижнего белья и кусочек волосатого живота.
О, нет.
Она снова поглядела на дверь клуба, надеясь на спасение. Может быть какие-нибудь женщины или другой американец. Если бы только Элисон осталась верной их дружеской договоренности… Но ее соседка по комнате подцепила тем вечером шведского аспиранта, Ганнера или Гондора или как-то так. Рано или поздно Лиз должна была вернуться в их отель одна.
Она поискала взглядом такси. Или полицейских. Копенгаген был безопасным городом, так все говорили, даже в три утра. Но она не говорила на их языке. Она не проконтролировала ситуацию. Она ненавидела все это. Плюс это был бы полный отстой, если бы в первый раз когда она наплевала на советы своих родителей, они оказались в конце концов правы.
Лиз переминалась с ноги на ногу в босоножках на платформе.
«Лучше сбежать», — рассуждала она, — «и не бороться с Гранжевыми Тройняшками». Она была всего в одном или двух кварталах от площади. Там много такси.
Она сунула под мышку свой крошечный клатч и пошла вдоль потрескавшегося, выбоистого тротуара, высматривая такси.
Ошибка. Она поняла это почти сразу. Поскольку вместо того, чтобы оставить ее в покое, раз она отказалась от игры внутри, эти трое мужчин последовали за ней. Кожу покалывало на ее плечах, открытых откровенным коротким топом. Ей был нужен пиджак. Ей нужно было убираться отсюда.
Она услышала их позади себя, шарканье ног и свист, не требующий перевода. Ее дыхание сбилось. Она ускорила свой шаг, взгляд заметался в поисках освещенного окна, двери, света и суеты Норрэброгейд [прим. пер. Норрэброгейд (Norrebrogade) — улица в Копенгагене]. Ничего. Только гладкие, черные воды канала и ряд мелких, закрытых магазинчиков, их светлые фасады казались ночью выцветшими серыми пятнами.
Под ее кожей забегал нервный ток. Что если она повернула не туда? Ей следует повернуть назад? Но они были прямо за ее спиной, тяжелые шаги приближались, почти переходя на бег… Ее схватили за шею и потянули. Голова дернулась назад.
Ой-ой-ой.
Вспыхнули боль и паника. Слезы начали жечь глаза. Парень следующий за ней схватил ее за волосы и потащил к платформе. Она обернулась, обороняясь, нанося удар, контрудар. Ее сжатый кулак попал во что-то твердое и влажное. Ее суставы горели.
Она ударила лысого парня. Большого. Он схватил ее за руку, она потрясенно смотрела, как кровь расцветала по его рту. Его компаньоны смеялись. Насилие витало в воздухе.
О, Боже. Вот, дерьмо. Что она наделала?
Медленно, нападавший прижал ладонь к кровоточащей губе. Он уставился на ее запястья, потом посмотрел ей в глаза. И улыбнулся, его зубы были окрашены кровью. Страх сжал ее грудь. Она набрала в легкие воздух, чтобы закричать. Прежде чем звук слетел с ее губ, периферийным зрением она уловила движение. Что-то большое, что-то быстрое вытекало из темноты позади нее. Она вздрогнула от этой новой угрозы. Но человек-тень, проплывший мимо нее, как акула в воде, сбил ее с ног, и она плюхнулась на задницу. Она жестко приземлилась, потирая запястья и ладони.
Тьма циркулировала на узкой улице. Ошеломленно она услышала глухой стук, хруст, сдавленные звуки боли или удивления. Борьба. Ее внутренности скрутило от страха и облегчения. Они боролись. Она схватила свою сумочку, ища в ней свисток, который она носила в кампусе.
Два набора шагов протопали по тротуару, и напавший на нее оказался в грязи в канаве с другой стороны улицы, а другой человек стоял в луже лунного света.
Человек-тень. Ее спаситель.
Она моргнула. Со своего места на земле он казался крупнее, чем в жизни, выше и немного мускулистым в длинном черном кожаном пальто. Он повернулся, пальто развивалось у его лодыжек, и ее сердце подпрыгнуло в горло. Его лицо было повернуто, холодное и бледное, а волосы были лунного цвета.
Лиз с трудом сглотнула, ее взгляд заскользил вверх по длинному, сильному телу к лицу. Его черты были слишком сильными, чтобы быть действительно красивыми, нос был слишком широким, а челюсть — слишком острой. Его верхняя губа была тонкой, а нижняя — полной, изогнутой и убедительной.
Она вздрогнула от страха и чего-то еще. Просто потому, что он был чище и лучше одет, чем панки, которые следовали за ней из клуба, это не делало его менее опасным.
Она переместила взгляд на напавшего на нее, который неподвижно лежал в грязи.
Ладно, еще более опасным.
Она не могла видеть глаза спасателя, они были в тени линии его бровей. Он постоял мгновение, наблюдая за ней, ожидая… Чего? Благодарности? Слез? Истерики? А затем отвернулся.
