Не подавай виду - Людмила Семенова

2022 г., Лебяжье (Ленинградская область)

Мужчина и женщина сидели в маленькой столовой, освещенной мягким светом лампы. За единственным окном виднелся сад, который утопал в снегу и в отблесках уличного фонаря походил на рождественскую открытку. В этой столовой хозяйка дома любила встречать рассвет с чашкой арабики, пока подруги, жившие вместе с ней, отсыпались после ночных игр. Здесь она будто отгораживалась от мира и дурных воспоминаний, которых в последнее время стало слишком много. Но с появлением этого мужчины они как-то отдалились, словно выброшенный прошлогодний календарь.

Хозяйка — высокая крепкая брюнетка лет тридцати пяти, с южной золотистой кожей и сочными губами — рассматривала гостя и невольно думала: «Бывают же и среди них настоящие конфетки!» По виду ее ровесник, рослый, подтянутый, с хорошим рельефом, подчеркнутым белой рубашкой. Она заманчиво расстегнута на три пуговицы, светлые волосы уложены с элегантной небрежностью, выбритые щеки порой трогательно рдеют, а глаза блестят будто обкатанные водой камешки. Глаза «цвета небесной пустоты», как она вычитала в одном журнале, под длинными золотистыми ресницами.

Но самый сок, разумеется, не в красоте, она повидала множество Аполлонов и атлетов. Куда интереснее то, что гость — иностранец, северный сосед, улыбчивый и белозубый, излучающий европейскую безмятежность и открытость. По его словам, прибыл из города Котка, «почти пешком вдоль залива», там занимался живописью и даже показал фото своих работ. Его акцент, правда, показался ей странным, но парень утверждал, что успел поездить по миру и впитать почти все культуры и нравы, не говоря о языках. И рассказывал так образно и вкусно, будто не набивал цену, как другие мужчины, а в самом деле повидал исландские вулканы, колесил по африканским деревушкам, танцевал с горячими аргентинками и пил абсент в ночном Париже.

И в их девичью компанию он влился быстрее всех прежних гостей, по-русски угрюмых и неуживчивых. У него был неистощимый запас шуток и пикантных историй, он мог поддержать любую тему и вырулить в легкое ироничное русло. Кто только придумал, что финны суровы и немногословны? Возможно, так и было в седой древности, но не в эпоху центрального отопления, хорошей одежды, доставки еды и развлечений на самый извращенный вкус. От этого парня прямо-таки искрило наивной не по годам жизнерадостностью и открытостью, которая на Западе и выродилась в убогую «толерантность» и «мультикультурность». Видели бы северяне прошлых эпох, во что превратились их потомки, боящиеся косо посмотреть на чужака или подать руку женщине, полирующие ногти, питающиеся травой и видящие лес только из окна комфортного автомобиля, — сами бы зарезались своими ножами.

Впрочем, не туда ее понесло. Сейчас ночь, подруг она спровадила наверх и гость в ее полном распоряжении. Еще держится, пьет неохотно, в декольте старается не смотреть, но ей известна цена такого мужского кокетства. Ее всегда влекло к мужчинам с «изюминкой», но художников среди них пока не было, — несколько хипповатых «мухинцев» в юности не в счет. И она бы охотно поработала его моделью, дабы подсластить искателю приключений участь.

Да, знал бы он, куда забрел! Пока он не видел ни бассейн, в котором витал густой запах черемухи, ни ее спальню с бельем цвета молочного шоколада и сандаловой курильницей, ни сауну с дымчатыми зеркалами. В этих райских уголках каждый звук, цвет и нотка запаха давили на мозг, окутывая пеленой удовольствия будто милосердным наркозом.

Она положила ладонь на стол, почти вплотную к его кисти, и заметила, что руки у парня вполне мужские — аккуратные, но крепкие, жилистые и явно знакомые с физическим трудом.

— Знаете, я всегда думала, что руки художника тонкие и изящные, а ваши сильные и мужественные, словно у лесоруба, — сказала она.

— У вас неверное мнение о художниках, — улыбнулся финн. — Это тоже тяжелая работа, мозоли и, как это говорится... соленый пот. Мне доводилось не только писать картины, но и расписывать потолки, и собирать инсталляции, и самому оформлять выставки. Впрочем, я умею и колоть дрова, и складывать печи, и даже отделывать мебель. Муза, увы, не может все сделать за нас!

— Тогда предлагаю выпить за искусство и за ваше блестящее будущее, — промолвила хозяйка и протянула ему бокал. — В Питере вашей музе будет где разгуляться, это один из самых таинственных городов не только у нас, но и в мире.

— Совершенно верно! Я приезжаю сюда каждый год и всегда удивляюсь, в какой атмосфере вы живете. Во время белых ночей на улицах так тихо и безмятежно, будто посреди дня все жители куда-то исчезли, как в книгах Брэдбери, и остался только запах сирени и речной воды. Апокалипсис в акварельных тонах, так сказать...

— О, прекрасное название для будущей выставки! Это вы еще не видели окраин и спальных районов, — тут она шутливо сверкнула темными глазами. Вон как соловьем разлился! Да уж, показать бы ему черное от заводских труб небо, парадные, по которым бегают крысы, зеленые пруды под жирной пленкой, ларьки с дегтярным «кофе» и