поскольку я твоя дочь, моя кровь гарантирует, что Дева, Мать и…
– Ни в коем случае. Кровь не имеет никакого отношения к тому, что Триединая захочет говорить с тобой. Не додумывай за меня, дитя.
Я молчу, крепко сжав губы.
– Я собиралась сказать, – ее брови приподнимаются, но она улыбается, – что я не допускаю в наш ковен никого недостойного. Даже своих родных. Если ты не доверяешь себе, доверься мне и моему желанию защищать нашу семью. Ты видела, на какие жертвы я пошла, чтобы обеспечить нашу безопасность. Триединая заговорит с тобой, когда придет время. Наберись терпения.
Мама отводит от меня взгляд.
Но через мгновение добавляет:
– Ты все еще слышишь голос, который просит тебя использовать дикую магию?
В ее словах не слышится никаких эмоций.
«Что, будешь ей врать, а? Какой смысл врать? Она видит правду».
– Нет, – быстро отвечаю я. – Уже много лет.
Она кивает, хмыкнув. У меня перехватывает дыхание, когда мама начинает с такой силой вымешивать оставшееся тесто, что стол сотрясается.
– Если бы ты была недосягаема для богинь, – говорит она, – я бы давно тебя вышвырнула.
* * *
Дым клубится.
Я кашляю, продираясь сквозь морок…
Нет, нет, мама! Лизель… я иду, клянусь, я иду…
Я бегу, но дым вьется и сгущается, и я задыхаюсь в нем, легкие наполняются воздухом, только чтобы сжаться в приступе кашля…
Меня пронзает судорога, и я просыпаюсь. Действительность, разорвав сновидения, оглушает меня так, словно я выпила слишком много апфельвайна, и иглы головной боли пронзают череп.
Я сажусь, хватая ртом воздух, обхватив голову руками.
Я спала.
Unverschämt, ты идиотка!
Должно быть, прошлой ночью я еще раз споткнулась. Растянулась на корнях деревьев, среди корявых кустов, и хорошо хотя бы то, что меня не смог бы увидеть никто, кому бы довелось проходить мимо. Поблизости нет больших дорог, но это не значит, что тут не попадаются другие путешественники, которые надеются избежать встречи с солдатами или хэксэн-егерями.
Застонав, я наклоняюсь вперед, пытаясь унять головную боль. Мои рубашка, юбка и ботинки покрыты инеем. День зимнего солнцестояния еще не наступил, но зима приближается быстро и неумолимо.
Мне нужно сделать запасы – если прошлой ночью был мороз, большинство полезных трав скоро погибнут от зимних холодов.
Но Лизель может уже быть в Трире, если увезшие ее охотники не делали по пути остановок.
Несколько часов беспокойного сна прояснили мое сознание достаточно, чтобы я поняла, что не могу появиться в Трире, находясь в полубезумном состоянии. Головная боль глухо пульсирует в висках, и я опускаю голову между согнутыми коленями.
Schiesse. Как мне вообще удавалось так долго продержаться? Я позволила горю управлять мной, и вот к чему это привело.
Глубокий вдох. Нужно просто время, чтобы…
Я снова дышу. Осторожно втягиваю носом воздух.
Дым.
Мне не приснилось.
Я вскакиваю на ноги. Тело одеревенело от сна на твердой земле, и я морщусь, потирая затекшую спину и возвращая тепло конечностям, пока пытаюсь понять, где я.
Солнце еще не поднялось высоко – едва рассвело. Я стою лицом к югу, может быть, чуть к юго-востоку, и принюхиваюсь, как охотничья собака, чтобы понять, откуда приносит запах дыма.
Туда – в ту сторону.
Спотыкаясь, я иду вперед. Сон настолько затуманил мой рассудок, что я не спрашиваю себя, зачем двигаюсь в сторону пожара. Но меня тянет туда, как рыбу на крючке.
Еще через несколько шагов лес расступается, образуя небольшую поляну. На ней стоит одинокий домик с соломенной крышей, его оштукатуренные белые стены перекрещивают деревянные доски, которые нуждаются в покраске, но выглядят прочными. Из каминной трубы над покатистой коричневой крышей поднимается дым.
Я замираю на опушке леса. Мой разум все еще затуманен, и я смотрю на дым, будто он вот-вот покажет ответы на небе. Лизель умеет читать подобные знаки.
Желудок урчит, указывая на еще одну проблему. Я не обеспечила себя запасами еды.
Что ж, там, где есть дом, есть люди, а там, где есть люди, есть и еда.
Мама вбила мне в голову законы нашего ковена еще до того, как я научилась ходить. Мы несем в мир добро, и этим добром питается Источник магии. Привнесение в мир зла подпитывает дикую магию, и мы не касаемся дикой магии.
Я крала, после того как ушла из Бирэсборна. Но воровство ведь не приносит в мир ничего плохого, не так ли? Скорее… отнимает добро.
Я осматриваю поляну, но никого не замечаю и иду к дому.
Задняя дверь выходит в небольшой сад, и несколько окошек разбросано по задней стене. Тот, кто находится внутри, может легко увидеть меня. Мой желудок сводит.
Я рискну.
Земля в саду вскопанная и мягкая после недавнего сбора урожая. Осталось несколько растений, более крепких, позднеосенних, которые могут выдержать заморозки и холод. Зимняя зелень и тыквы.
Я опускаюсь на колени, срываю две оранжевых тыквы и собираюсь броситься в лес.
В доме что-то падает. Может, опрокидывается стол или стул.
– Ты чудовище! – кричит женщина.
Я крадусь ближе к дому, прижимаясь к стене, чтобы меня не было видно из окон. Внутри снова слышится грохот, будто кто-то борется.
И в этом шуме различаются топот ног, лязг мечей, звук извлекаемого оружия, который ни с чем не спутать.
Мое сердце подскакивает к горлу, я огибаю угол дома и останавливаюсь перед двором. Я осматриваюсь и замечаю привязанных к ограде лошадей, которые перебирают копытами землю.
Еще я вижу тюремный фургон.
Лизель.
Слезы застилают мне глаза. Может, Триединая все-таки не отреклась от меня.
Или, по крайней мере, от Лизель, но какова бы ни была причина, я приму этот подарок.
Я бросаю тыквы. Из дома доносятся грубые, насмешливые голоса мужчин, которые думают, что у них все под контролем. Женщина, которую они арестовывают, сопротивляется, осыпая их оскорблениями – я бы посмеялась, если бы у меня были силы на смех.
Пара окон выходит во двор перед домом, и передняя дверь открыта.
Я срываюсь с места и мчусь к лошадям. Это боевые кони, и моя спешка их нисколько не смущает. Я падаю рядом с телегой, поскользнувшись на мокрой дороге, но теперь я скрыта от глаз тех, кто в доме, и никто не кричит: «Hexe!» [15] или «За ней!».
И все же я задерживаю дыхание, заставляю сердце успокоиться.
– Лизель? – произношу я хриплым голосом. – Лизель?
Я стучу по ящику, установленному на телеге.
Ответа нет.
Возможно, она без сознания. Или связана. Или…
Она жива. Он хотел заполучить ее живой. Она должна
