затормозить, прости. Смотри-ка, как его расплющило.
Она со смехом протянула Питеру руку, тот поднялся, не зная, куда девать глаза. Полуликий фыркнул, как рассерженный кот, и ушел в свою комнату, оставив за собой шлейф уже знакомого резко-медного аромата смущения, злости и стыда. Питер тяжело вздохнул:
– Ты и правда полетишь? Или просто хотела отвязаться?
Инза с усмешкой потянулась всем телом. Похоже, ничего не заметила, с облегчением подумал Питер.
– Конечно, полечу! Тайрон не так уж плох. Бывают и похуже.
Питер невольно глянул в сторону комнаты Полуликого. Инза заметила его взгляд и пожала плечами.
– Да, Полуликого он терпеть не может. Считает, что тот больно много о себе воображает… ну-у, и в чем-то он прав. Если б Полуликий смирился с жизнью обычного сега – разве сидел бы в этом захолустье на никому не нужной работе, где можно со скуки подохнуть? А лицо… сеги вообще разные бывают. У нас бесплатна коррекция только здоровья, а не внешности. Когда будешь в Омороне – сам увидишь.
– Мы полетим в Оморон?! – тотчас загорелся Питер.
– Э-э-э… нет, не совсем… – Инза возилась со шнурком на сапоге, – в любом случае это еще не скоро, забудь пока. Пойду, поскребусь к нашей невинной жертве. Надо еще уговорить ее досидеть за меня смену.
Через полчаса Инзы и след простыл.
Полуликий устроился в кресле напротив гало-экранов, демонстративно выбрав Бо. Питер перекусил разноцветными капсулами и теперь бродил по залу. Милли уныло таскалась за ним, словно побитая собачонка.
Загадочная прозрачная пластина Полуликого оказалась ничем иным, как экраном старого образца. Управлять им можно было только прикосновениями, но Полуликий упрямо не желал с ним расстаться и перейти на более современную модель.
Питер молча мерил шагами зал и вздыхал так душераздирающе, что Полуликий наконец не выдержал:
– Может, поспишь пока?
Спал Питер либо у него, либо в комнате Инзы на двух сдвинутых креслах – они с легкостью расплющивалось, превращаясь в подобие кровати. Других жилых помещений в Башне не было.
Питер промычал что-то в ответ, но не ушел. Тихонько присел на пол у стены и, поглаживая пристроившуюся рядом Милли, погрузился в раздумья.
Сомнений не оставалось – он влюбился по уши.
В парня. Точнее, в мужчину старше его на двадцать лет – физически, а умственно лет на сто – образованного, утонченного, сказочно прекрасного… в общем, без шансов.
Кто-то на его месте, наверное, испытал бы шок, но Питера уже ничто не удивляло. Еще в пятнадцать он вдруг осознал, что при взгляде на обнаженного до пояса Винни – драчуна и первого хулигана на деревне – по спине почему-то бегут мурашки, а сердце прыгает, точно счастливый жеребенок. Как и сейчас, Питер поначалу недоумевал – что за ерунда? Но некоторые другие реакции тела быстро разъяснили ему, что к чему.
Он начал держаться еще более обособленно и уже не надеялся стать своим в компании деревенских парней. Целыми днями возился в мастерской или помогал отцу по хозяйству. И было вроде не так уж плохо, пока Питер не поддался на провокацию и не поспорил, что сможет преодолеть Барьер и вернуться.
Сейчас он скорее досадовал, чем радовался —проснувшиеся чувства вновь оказались совершенно некстати. Он искренне восхищался мастерством Полуликого и хотел быть его другом… а остальное – ну, это просто заявляет о себе дурацкое тело, которому всего двадцать лет, все можно подавить и скрыть… наверное. Во всяком случае, стоит попытаться!
В зале царила тишина. Полуликий с головой ушел в изучение какой-то хитрой схемы, и Питер мог сколько угодно не таясь смотреть на его светлый профиль, на золотую прядь, спадающую почти до пола, на стройные ноги в облегающих черных…
– Расскажи, как ты летаешь?
От неожиданности Полуликий чуть вздрогнул и посмотрел на Питера почти прямо.
– Что?
– Когда ты спас меня – ты же летал? – Питер почему-то начал краснеть, но твердо решил идти до конца. – Можешь рассказать, как?
Полуликий слегка смутился, словно его спросили о чем-то неловком или запретном. Потом поднялся, положил пластину в кресло. Помедлил, раздумывая, и скрылся в своей комнате, откуда вышел через минуту с блестящим металлическим предметом в руках.
– Идем.
У гравиподъемника Полуликий небрежно взмахнул рукой, и прозрачная шахта медленно открылась. В лицо ударил свежий воздух, и Питер с наслаждением вдохнул полной грудью. После двух недель в Башне солнце, живой мир воспринимались как благословение небес.
Несмотря на полуденный час, прохладный ветер не давал солнцу устроить настоящее пекло. Вид с высоты Башни открывался ошеломляющий, мир распахнулся до самого горизонта, по зеленому ковру леса скользили быстрые тени облаков.
Полуликий обернул металлическую ленту вокруг талии, и когда она со щелчком сомкнулась, сердце Питера замерло в предвкушении чего-то волшебного. Впрочем, это ощущение посещало его теперь часто.
Полуликий оглянулся на гало-экраны, словно хотел напоследок убедиться, что все в порядке. Потом провел ладонью над поясом, взад и вперед.
С легким, едва заметным гулом за его спиной развернулись два ослепительных полотнища света. Это не были крылья в прямом смысле, скорее схематичное их изображение. Оно сияло и переливалось всеми оттенками золотого и белого – точь-в-точь так, как запомнил Питер. И прежде, чем он успел что-либо сказать, Полуликий чуть присел и, с силой оттолкнувшись ногами, прыгнул вверх.
Казалось, порыв ветра подхватил его и понес, как пушинку одуванчика. Тонкая синяя фигура стрелой взмыла в небо, легко перевернулась и, сделав круг, приблизилась к гравиподъемнику, на котором застыл потерявший дар речи Питер.
Полуликий повис в воздухе прямо перед ним. Полы его синего одеяния развевались и трепетали от порывов ветра, золотая прядь обвилась вокруг плеч и талии. Вся фигура дышала такой силой и грацией, словно божество спустилось с небес и теперь смотрело прямо в глаза Питеру сияющим взором.
Лицо Полуликого тоже сияло, словно на него упал яркий солнечный луч – даже пятно стало как будто бледнее. Питер еще никогда не видел его таким, это было счастье в чистом виде, редкое и оттого драгоценное.
Полуликий шевельнул рукой, опустился ниже, и мягко коснулся подошвами сапог платформы подъемника. Еще движение – и беззвучное пламя за его спиной побледнело и угасло.
Питер хотел что-то сказать и даже открыл рот, но слов не было. Они стояли друг напротив друга, ветер трепал одежду и волосы. Сам воздух между ними, казалось, впитал свечение «крыльев» и был обрамлен золотым светом.
Наконец Питер кое-как собрал предложение из беспорядочно прыгающих мыслей, и было оно, разумеется, таким:
– А можно я…?
И не поверил своим глазам, когда чуть заметная улыбка приподняла уголки губ Полуликого и заструилась из его необыкновенных глаз. Он расстегнул сверкающий пояс и без лишних слов протянул Питеру.
Тот жадно его схватил, точно ребенок, заполучивший желанную игрушку. Услышал над ухом легкий смешок, но сейчас его не остановил бы
