Ахаю и быстро зачеркиваю, чтобы было нечитаемо, жалея, что у меня нет ластика. Последнее, чего я хочу, — это чтобы профессор увидел, о чем я на самом деле думаю.
— Очень хорошо, — говорит профессор Крейн. Внезапно он оказывается рядом со мной, заглядывая мне через плечо. Я втягиваю воздух, садясь прямее. Быстро поднимаю на него взгляд, и он хмурится, глядя на то место, где я нацарапала слово «секс». Он приподнимает бровь и дарит мне едва заметную улыбку, переходя к следующему студенту.
О боже. Он ведь не разобрал, что я написала, не так ли? Приглядываюсь повнимательнее к мазкам и вообще не могу разобрать слово. Должно быть, это лишь мои опасения. Молюсь, чтобы это было так.
Ерзая на стуле, я наблюдаю, как профессор оглядывает каждого в классе. Пользуюсь возможностью, чтобы кивнуть парню, сидящему сбоку.
— Спасибо за карандаш и листы, — говорю я ему. Он симпатичный, может быть, на несколько лет старше меня, его кожа темная и сияющая. — Кстати, я Кэт.
— Я знаю, — говорит он, одаривая меня быстрой застенчивой улыбкой. Затем он выпрямляется, когда профессор возвращается, проходя между нашими столами. — Я Пол.
— Позже у всех будет время получше узнать друг друга, — говорит профессор Крейн, проходя мимо нас. — К концу учебного года мы будем знать друг друга очень, очень хорошо, — он выходит на платформу и хлопает в ладоши. — Давайте начнем с небольшой практики. Мне нужен доброволец.
Никто не поднимает руку. Я не удивлена. Опускаю голову и избегаю зрительного контакта, надеясь, что не привлеку его внимания.
— Мисс Ван Тассел, — произносит он с ноткой триумфа в голосе.
Вздыхаю. Боже, неужели я никогда не полажу с этим человеком?
Поднимаю глаза.
— Да?
Он указывает на место рядом с собой.
— Не желаешь присоединиться?
— Я бы предпочла этого не делать, — говорю я. Несколько одноклассников хихикают, другие ахают. Видимо, перечить учителю невежливо.
Но профессор только посмеивается.
— Это и так понятно. Давайте посмотрим, как энергия работает с невольным участником.
Я обмениваюсь взглядом с Полом, который ободряюще кивает мне. Встаю со своего места и обхожу парту, одной рукой подбирая платье, жалея, что на мне такой модный наряд, надеясь, что ученики не пялятся на меня.
Профессор протягивает мне руку, чтобы помочь подняться на платформу. Она всего на пару дюймов выше, но с моим платьем и неудачей я, скорее всего, упаду. Неохотно вкладываю свою руку в его.
И мир погружается во тьму.
Глава 6
Крейн
Я всегда был любознательным человеком. Полагаю, именно поэтому я решил стать учителем. А еще, именно поэтому сначала хотел стать врачом, чтобы раскрыть тайны человеческого тела. К сожалению, когда у меня появилась неприятная привычка общаться с трупами в медицинской школе, я решил, что мечта стать врачом не для меня.
Но быть учителем всегда казалось естественным. Мое любопытство передается ученикам. Заставляет их усерднее учиться, жажда знаний действует как наркотик. И только несколько недель назад, когда Леона Ван Тассел остановила меня на улицах Манхэттена и предложила должность в Институте Сонной Лощины, я осознал, почему. Дело не в том, что я особенно интересен или хорошо командую, хотя мне нравится думать, что это правда. А в том, что я могу делиться своим любопытством с другими, даже если никто из нас об этом не подозревает. Я могу заставить других захотеть учиться.
Конечно, не в буквальном смысле. Моя сила убеждения работает лучше всего в сочетании с равными долями страсти и дисциплины, но воля учеников всегда остается при них. Я просто влияю. Подталкиваю их в правильном направлении.
Когда я согласился на эту работу и меня привезли сюда, в институт, целый мир, который раньше был похоронен внутри меня, был раскопан, как могила, и оттуда выползло потенциальное чудовище. Я прошел тесты на профпригодность, тесты, о которых, признаюсь, мало что помню, кроме того, как сидел в соборе и пил вино, в то время как четыре сестры института в плащах произносили заклинания. Без понятия, что они со мной сделали, но я помню ощущение раскрытия, как будто они разрезали меня и заглянули внутрь. Это выходило за рамки телепатии и чтения мыслей, которыми занималась Леона Ван Тассел в Манхэттене. Они сканировали меня в поисках частей, о существовании которых я даже не подозревал.
Но после этого некоего посвящения все начало меняться. Я стал больше осознавать магию, которой уже обладал. Начал проводить время в школьной библиотеке, еще одном обширном соборе, заполненном книгами по оккультизму и напичканном таинственными артефактами, совсем не похожем на церковь моего отца в Канзасе. Я читал, учился, наполнял внутренний колодец. Начал чувствовать, что, возможно, впервые за свои тридцать лет нашел место, которое по-настоящему принимает меня таким, какой я есть. Ну, во всяком случае, большую часть меня.
И вот теперь, здесь, в моем первом классе этого учебного года, я сталкиваюсь с молодой симпатичной девушкой, которая, кажется, способна устоять перед моими способностями распространять любопытство. Это не должно удивлять — в конце концов, на занятиях всегда есть ученицы, которые не воспринимают мои методы так, как я бы хотел. Но поскольку эта девушка — Ван Тассел, каким-то образом связанная с Леоной и Аной, это меня удивляет. Как будто она вообще не хочет здесь находиться. Я даже не видел ее в списке моих учеников, как будто ее приняли в последнюю минуту.
Возможно, так оно и было. Но сейчас она здесь, и я полон решимости достучаться до нее. Я очень упрям, когда дело доходит до преподавания.
Поэтому попросил ее стать добровольцем в моей демонстрации. Враждебность на ее лице того стоила. Ее голубые глаза расширились, превратились в ледяной блеск, от которого мой пульс участился, а на ее мягких розовых губах появилась усмешка.
Сначала она отказывалась, но потом уступила. По тому, как настороженно она смотрит на своих одноклассников, понимаю: она не хочет, чтобы они думали, будто к ней относятся по-особому, потому что она Ван Тассел, хотя именно поэтому я выделяю ее.
Она подобрала платье, я протянул ей руку и приготовился к произошедшему. Может, не совсем этично, но я никогда не был из тех, кто ставит свою жизнь на этику, когда дело касается магии.
В тот момент, когда ее рука касается моей, меня захлестывает какофония чувств. Они не проявляются в виде образов, как обычно, когда я пытаюсь понять кого-то, вместо этого меня резко переполняет горе. Горе, любовь и… потеря. Так много потерь, я даже не уверен, что девушка осознает, как эти чувства глубоко внутри нее укоренились.
Там есть еще и тоска, страстное желание, потребность соответствовать и принадлежать, стремление быть в другом месте, найти жизнь, которую стоит прожить. Жажда сбежать.
И кое-что еще удивительное. Нечто темное и горячее. Вожделение. Желание. Пробуждение. Но меня застает врасплох не то, что она испытывает эти чувства в целом — я знаю, что ведьмы, как правило, очень созвучны своей сексуальности, — а то, что она чувствует их так же, как когда-то чувствовал я. Почти, как если бы я смотрел на версию себя из прошлого. Почти, как если бы…
Я не могу до конца осознать это, и чем дольше держу ее за руку, тем быстрее ее чувства покидают меня, как будто их просеивают через сито. Именно благодаря этому взаимодействию, ее воспоминаниям и чувствам, перетекающим в меня, я обычно могу что-то подарить. Мы отдаем, чтобы получать. Мы получаем, чтобы отдавать.
Но я ничего не могу ей дать. Здесь какая-то заминка, и только тогда я, наконец, замечаю, что она смотрит на меня своими большими лазурными глазами, цвета залива Сан-Франциско в безоблачный день, с дерзким выражением.
Она вырывает свою руку из моей и пристально смотрит, ее глаза сужаются, она знает, что я пытался сделать. А я ощущаю вину, словно каким-то образом надругался над ней.
«Прости», — шепчу я ей, используя внутренний голос, чтобы никто больше не услышал. Еще одна вещь, которую я открыл в себе, просматривая библиотеку заклинаний.
