писклявый, разряженный в золото слуга. Через полчаса блужданий по дворцу вся процессия наконец-то добралась до цели; полуголые силачи с драгоценными браслетами на запястьях и щиколотках распахнули массивные двери и замерли в почтительном полупоклоне.
– Проходи, – раздался из полумрака дребезжащий голос. – Ну же, не заставляй меня ждать.
Двери захлопнулись у Фог за спиной.
Спустя несколько секунд глаза привыкли к освещению, и стало ясно, что по размерам эти покои могут поспорить с малым залом для приёмов самого Великого Ишмы. А отделкой даже и превосходят: столько драгоценных камней и металлов в одном месте видеть ей ещё не приходилось. Сладкий дым из курильниц стелился над мягкими подушками, как на севере стелется по долинам туман, а мирцитовые светильники разгорались чуть ярче, стоило приблизиться к ним, и затем меркли.
В дальней части покоев стоял стол для игры в на-джи, целиком выточенный из ароматной древесины, привезённой с севера; монетки из обсидиана и коралла на круглой доске были распложены так, словно партия уже подходила к концу.
За столом сидела женщина в чёрных и алых одеждах, гораздо более молодая, чем казалось по голосу. У неё было широкое лицо, нос с горбинкой и тонкие губы, а глаза выглядели просто огромными из-за того, что были сильно обведены тёмной краской. На каждом пальце у женщины было по кольцу, на запястьях – золотые браслеты и золотые же цепочки перевивали её пышные косы, каштановые с проседью.
– Подойди, – повторила она. И указала на доску: – Ну-ка, сделай ход.
Приблизившись, Фог сразу поняла, что ей предлагают сыграть за заведомо уязвимую сторону – чёрных фишек-монеток осталось гораздо больше, чем красных. Состязаться в на-джи, впрочем, было ей не в новинку. Алаойш считал, что эта игра как нельзя лучше подходит для кимортов, ибо она требует безупречной памяти и способности просчитывать всё наперёд; талантливой ученице он сдавал, самое большое, одну партию из двадцати, а единственным, кто мог с ним тягаться, был Дёран.
Дёран, к слову, не проигрывал никогда.
Сейчас же при кажущемся разнообразии ходов каждый из них лишь ухудшал положение игрока и неминуемо вёл к краху.
«Значит, меня проверяют».
– С удовольствием, – ответила Фогарта вслух и села за стол, подогнув под себя ноги. – А какие правила на-джи у вас тут, в Кашиме?
Женщина с показным удивлением выгнула брови:
– Правила? Разве они не одинаковые повсюду – от северных хребтов и до южных пустынь?
Фог снисходительно улыбнулась, с трудом сдерживая нервную дрожь:
– Зависит от того, кто играет. Например, мы, киморты, ходим так, – и она указала на доску, меня окрас «монеток» так, что ситуация в корне изменилась, и теперь уже кораллы теснили обсидиан. – Ваш ход.
Женщина усмехнулась и двинула чёрную фишку вперёд.
– А ты дерзкая.
– Ты тоже, – парировала Фогарта, хотя внутри у неё всё скручивалось от волнения. – Кто надоумил тебя послать за мной воинов с морт-мечами, михрани?
Красная «монетка» сдвинулась с места и, кувырнувшись в воздухе, разделилась на две.
– О, это лишь проявление уважения – обеспечить гостье достойную свиту.
Обсидиановая фишка пересекла доску и добралась до края – за один ход, против всяких правил.
– А дурман в курильницах, лишающий кимортов силы – тоже проявление уважения? – тихо спросила Фог и взглянула на михрани в упор, не отводя взгляда, пока та отвернулась первой. – Кашим воистину испытывает моё милосердие. Не жди, что я упаду замертво; дым не касается меня. Ты лишь тратишь драгоценную отраву понапрасну.
Женщина хлопнула в ладоши; появились рабыни и унесли курильницы, все до одной.
– Теперь ты выслушаешь меня?
– А стоит?
Михрани не стала больше тянуть время и ответила прямо:
– Уходи из Кашима. Твоё появление здесь – горе для всех нас. Ты рушишь то, что веками строилось людьми более мудрыми, чем ты.
…Морт, густая и вязкая, как смола, уже не вмещалась в покои и просачивалась наружу, получая власть над всем, что содержало мирцит или драгоценные камни высокой чистоты. Лампы, охладительные панели, воздуховоды, потайные ловушки, усиленные стреломёты в руках у убийц на верхнем ярусе, записывающие голос шкатулки, морт-мечи на поясах у стражи, ожидающей сигнала к атаке…
Фог глубоко вдохнула, зажмурившись, и отпустила свою силу, вкладывая в неё единственное стремление – сломать. Раздался треск – со всех сторон одновременно; он был коротким, тихим, мелодичным, а оттого особенно жутким.
Когда она снова открыла глаза, поблизости не осталось ни целой мирцитовой капсулы, ни чистого камня, и даже стол для игры в на-джи рассекала глубокая трещина.
– Я уйду, когда получу то, за чем пришла, михрани. Ты славишься мудростью – вот и прояви мудрость, – сказала Фогарта негромко, потому что у неё не хватало сейчас сил, чтобы повысить голос. По виску противно сползала капля пота. – Я не ищу себе врагов, но и оскорбления спускать не собираюсь.
Женщина громко сглотнула – и отодвинулась, самую малость, но достаточно, чтобы острый взгляд киморта заметил разницу.
«Значит, мне удалось её напугать».
– Ты ещё молода и не имеешь представления, на что посягаешь.
Скрывая дурноту, Фог склонила голову к плечу и мягким, у Дуэсы позаимствованным жестом, потёрлась щекой о
