— А эти губы, как они смели коснуться идеала, опорочить его?.. — острие тонкого меча за секунду оставило два росчерка на лице некогда красивого подонка. По диагонали они перечеркивали губы крестом.
— Убирайся, я запрещаю тебе приращивать пальцы, и твое лицо отныне именно такое, — последовал приказ. А княжич спрятал меч в ножнах и повернулся ко мне, протягивая руки, притягивая к себе в объятья.
— Сестра моя, — чуть ли не ласково сказал он. — Вы заставили нашего отца хмуриться. Он искренне переживает за ваше здоровье. Вы же знаете, Алские княжны никогда не покидают княжеского замка, кроме как краткого периода замужества.
— Краткого? — хмыкнула я. Он был красив, этот княжич, ослепительно красив — от лучистых глаз до волнующего голоса. Вот только не для меня.
— Конечно, — ровно ответил он. — Сокровище должно оставаться в сокровищнице. Только власть и укрепление положения Алского княжества годятся в причины, почему вас, сестра моя, могли отдать какому-то грязному животному в жены. Но такова ваша судьба.
Я поморщилась от непробиваемого чувство величия, которое расходилось волнами от княжича. Истинный сын своего отца.
— Директор, — тем временем обратился он к гран Дари. — Семейные дела прерывают проверку, но мои люди останутся в Академии, располагайте ими. Пойдем, сестра моя, соберем твои вещи. Долг ждет.
Я успела найти взглядом гран Дари. Говорить с ним было нельзя, мало ли что могло прийти в голову моему брату, но посмотреть на него с извинением, шевельнуть одними губами, чтобы попрощался с остальными — это я почти успела. В следующий миг брат подхватил меня на руки. Его хватка была очень сильной, как знак, что сбежать в этот раз мне никто не даст.
76. Эгиль
Вокруг меня было тепло. Такое знакомое с детства ощущение, будто за стенами Гнезда снова снег, а я вернулся после тренировки и тотчас залез под толстое одеяло, чтобы согреться. Именно это ровное приятное тепло сейчас окружало меня. А ведь в лаборатории было нежарко и влажно. Зимой, скорее всего, здесь и вовсе невыносимый холод. Нужно будет подарить Астер шаль или меховую безрукавку. От накидки она точно откажется: неудобно же будет двигаться.
Воспоминания плыли. Я снова увидел удивление Астер и ее попытку выяснить, в трезвом ли я уме, если предлагаю ей добровольно резать меня. Но тогда перед моими глазами все еще мелькало лицо упрямого старика. И какой альв — я уже и ругаться стал как алскерцы — надоумил гран Дари сунуться туда, куда не нужно было.
Он не мог вернуться обратно. Выдохся и, раздосадовано ворча, сидел посреди камней и остатков лаборатории. В руках были бумаги — обрывки и целые книги, на лице — выражение недоумения и злости. Будто директор впервые понял, что уже не так молод и не способен всю ночь швыряться огнем и бегать по лесу. Его силы просто иссякли. Если бы он мог подождать и восстановиться, то, возможно, волноваться не стоило. Но когда я ворвался в разрушенные комнаты, огонь следовал за мной по пятам, а клубы вонючего дыма распространялись еще быстрее. Времени не было.
Гран Дари не мог выбраться самостоятельно. А у меня остался всего один амулет со щитом. Отдать его директору было правильным решением. Если бы не возник вопрос, как я выберусь сам.
И я уже был готов открыться гран Дари, показать свои странные способности. Вот только огонь снова перестал откликаться. Раз — и ответа нет. Выбор остался небольшой: или я сам спасаюсь, или спасаю директора. Мне повезло — ничего решать не потребовалось, нас вытащили: другие решили за меня, рискнули — и успешно. Вот только я не мог забыть мучительные минуты беспомощности.
Когда я увидел Астер, было просто сказать — да.
Зачем мне ржавый и погнутый клинок? Если была возможность перековать его, то ее нужно испробовать.
К тому же это была Астер. Мы с ней сражались с альвами и выползли из болот. Я оставил ей ожоги, так что закономерно, что она в итоге искромсает меня вдоль и поперек.
Я не знал о ней почти ничего, так же как и она обо мне, но вместе с тем мне было спокойно рядом с ней. Да, с того самого дня, как она заснула в моей кровати. А может, это произошло раньше? Когда она появилась перед моим взглядом — вся в черном с ножом за поясом, и я понял, что с этой женщиной не будет просто.
Не ошибся. Она действительно была непростой. Лучшего соратника мне и желать было нечего. Моя новая жизнь впервые за эти месяцы стала казаться лучше, чем была старая.
Но, милосердная Дис, как же она красива! Хотя и завоевала мое уважение знаниями и умениями, а не внешностью. Как великолепная картина становится ещё более притягательной в правильном обрамлении…
Я поморщился, не стоило проводить таких дурацких аналогий. Комплименты мне никогда не давались. И люди отличались от картин. Но все-таки Астер притягивала меня и многих других — курсантов, директора, улыбающихся ей работников столовой, мастера Рольва, библиотекаря… Даже Лойи не остался равнодушным.
От этих воспоминаний тепло на моей коже почти мгновенно стало горячее, острее. Я с неожиданностью для себя обнаружил, что могу и пальцы сжать в кулак, да и вообще чувствую себя неплохо. Если учесть, что меня резали на части. Ладно, я сам дал себя резать на части и…
Грох меня раздери!
Только сейчас до меня дошло, что я поступил крайне скверно. Астер ведь спросила, уверен ли я насчет операции. Но сам я ответной любезности не проявил. Практически заставил ее. Не подумал, что резать другого человека — не каждый готов пойти на такое. Не каждый алхимик был сумасшедшим с ножом.
Нужно извиниться перед Астер и поблагодарить ее за совершенное чудо. Мое желание было очень горячим и ощущалось правильным настолько, что я не удержался от счастливой улыбки.
Но прежде всего стоило открыть глаза и узнать, что со мной.
— Ты очнулся!
Увы, не Астер. Лойи.
Он был взъерошенный и слишком бледный, стоял рядом, опершись двумя руками о стол, на котором я лежал. Волнение в его голосе передалось и мне. Я с запоздалым испугом поднял к глазам руку — и охнул. Все в крови, и шрамы не исчезли, я и не ожидал этого. Но после более внимательного осмотра я обнаружил, что шрамов стало гораздо меньше. Удивительно!
— Зеркало, — прохрипел я. Горло болело ужасно. Кажется, я кричал, точно вспомнить не получилось. — Сколько прошло?..
— Почти вечер.
Зеркала не было, но Лойи откуда-то достал металлический поднос, вытер его до блеска полой мантии и дал мне в руки. Я с осторожностью сел на столе и вгляделся в отражение — мутное, не особо удачное, но вместе его мне было достаточно. Оставалось немного оттереть кровь с лица и приглядеться. Я столько раз осматривал себя и свое тело в зеркале, что почти сразу увидел разницу — шрамов действительно стало меньше. На всякий случай я даже провел пальцами по коже, вдруг зрение меня обманывало.
— Здесь была большая дыра, — вспомнил я, положив себе руку на грудь.
— «Слеза воина» затянула все, что было нанесено скальпелем сегодня, — похвастался Лойи. Он очень гордился своим умением. Я сейчас был искренне благодарен ему.
— Спасибо.
— Вот только старые шрамы заклинание задеть не должно было, но надо же… — он прищурился, приблизился ко мне, разглядывая что-то на моем лице. И резко будто ныряя в воду спросил: — Скажешь, что это было? Я никогда не видел, чтобы огонь вот так возникал!..
— Все, что захочешь. Все-таки ты приложил руку к моему выздоровлению, так сказать, — я усмехнулся. — А пока скажи, где Астер?
— Вышла, — ответил он и с заминкой добавил. — Не знаю, сколько прошло. Я перетрудился. Два раза накладывал заклинание. В обмороке валялся. Слабак.
— Не слабак, — я положил руку на его плечо и крепко сжал. Ведь действительно, как может называть себя слабаком человек, который за считанные часы вернул меня к жизни, залечив страшные раны.
А вот то, что Астер ушла, было неприятным.
Могла она винить себя? Или посчитать, что причинила мне больший вред, чем я мог выдержать?