Привычные истины, озвученные сейчас, со стороны показались жутковатыми. Вспомнились сразу слухи о том, как некоторые семьи вдали от столицы подолгу скрывали появление детей-кимортов, чтобы не лишиться их, и этим навлекали на себя большие беды. Морт, если не обуздать её, могла притянуть болезни, шторма, мертвоходцев породить, а то и иных тварей, похуже и пострашнее.
Раньше истории о таких людях удивляли её, но теперь, наверное, она понимала их лучше.
– Можешь не объяснять, – мягко произнёс хозяин дворца и, выхватив с блюда одну красную ягоду, раздавил её пальцами, с бездумной жестокостью размазывая по ладони сладкий сок. – А вот я свою мать ненавижу. Столько зла, сколько она, никто мне не сделал, даже братец, который через день трясёт саблей и грозится снести мне голову… Когда я был юн, то не понимал, куда пропадают люди, которые милы моему сердцу. Кормилица, нянька, учитель словесности – я до заката могу перечислять, а список имён не иссякнет. А потом, когда мне исполнилось тринадцать, я полюбил одного человека. Он был умён, этот мальчик, кланялся и просил, чтобы я держал это в тайне… Но мать всё равно узнала и продала его на рудники, где добывается мирцит – нежного гаремного раба, чья кожа не знала солнца. Он там не протянул и трёх дней.
«Вот, значит, в чём дело».
– У тебя во дворце нет рабов, – произнесла Фог задумчиво.
Хозяин дворца не солгал ни единым словом; может, не договорил что-то, но правды не исказил – или по крайней мере был уверен в том, что всё это правда.
– Верно, – улыбнулся он тонко. – А ты наблюдательная.
– Как твоё имя?
– Ачир.
По спине у неё пробежали мурашки.
«Как сладкоголосая птица… О чём думала мать, называя его так? Участь птицы – жить в клетке».
– И чего же ты хочешь, Ачир, от киморта из Шимры? – спросила она, отбросив беспокойство.
Сын михрани, был умён; это значило, что он хотя бы не станет поступать опрометчиво и просить об услуге, которую не сможет получить.
– Двенадцать морт-мечей, – ответил он без колебаний, и его прелестное лицо стало на мгновение жёстким, почти пугающим. – Ровно на два больше, чем у моего брата и у матери вместе взятых. Тогда я стану настоящим рагди и смогу изменить Кашим, как того желаю.
Фог склонила голову набок, задумываясь, учитывали ли его подсчёты те четыре клинка, которые она на днях сломала во дворце у михрани… Что же касалось просьбы, то всё было сложнее, чем на первый взгляд.
Первым порывом стало ответить согласием. Ачир вызвал безусловную симпатию – и своим умом, и темпераментом, и тем, что покончил с рабством хотя бы в собственном дворце, явно намереваясь распространить это на весь Кашим. С другой стороны, пока город, пусть и охваченный пороками, как болезнью, находился в равновесии. Братья, соревнуясь за титул рагди, сдерживали друг друга, а михрани умело манипулировала ими и не стеснялась обращаться за помощью к другим своим сыновьям. В итоге купцы в Кашиме процветали…
…но в основном за счёт работорговли и контрабанды.
«Чем будет жить город, когда то, что составляет основу его благополучия, рухнет? – вкрадчиво шептал мерзкий голосок, ратующий за то, чтобы бросить всё как есть и бежать. – Чего будет стоить его жителям настоящая война между братьями?»
Ответов не было.
Ачир, точно зная о терзавших её сомнениях, обронил как бы между прочим:
– Говорят, люди видели у тебя ученическую печать…
Фогарту бросило в пот.
«Это что, угроза?»
– Ужасный исход для всего Кашима, – ответила она, с трудом скрывая волнение. – Ведь если бы подобные вести дошли до Шимры, то за сбежавшей ученицей явились бы сразу трое кимортов… Пятеро, если её учитель, к примеру, был особенно уважаемым в цехе, – уточнила она, припомнив, перед кем ручался за неё Алаойш. – И ученице, конечно, неприятно было бы прервать путешествие, но для неё бы это обернулось всего лишь десятью годами работы во благо цеха. Но если бы попутно выяснилось, что ученицу похитили, и она с трудом спаслась… Не думаю, что киморты из Шимры отличают одного работорговца от другого, а его в свою очередь – от благочестивого обитателя Кашима. Впрочем, – повысила она голос, едва не сорвавшись на хрип, – это всё лишь теоретические рассуждения. Не припомню, чтобы я кому-то показывала здесь свою печать.
Ачир моргнул, то ли изображая замешательство, то ли действительно растерявшись, а затем потянулся за пиалой для чая:
– О, без сомнения. Я-то хотел узнать другое: в целом ученикам кимортов можно выполнять заказы?
– Можно, если они несложные, – быстро ответила Фог.
– А чем определяется сложность?
– Ну… гордостью ученика? – предположила она, пожав плечами. – Что посчитаешь простым, за то и берёшься.
«По крайней мере, так учитель говорил».
– А ты гордая? – с прищуром поинтересовался Ачир.
– Нет, – сказала Фогарта резко. А затем вспомнила, что творила в последнее время, и понуро призналась: – То есть да. Очень гордая.
Он кивнул, нисколько не смущённый таким ответом:
– Значит, ничто не мешает тебе взяться за морт-мечи.
Фог хотела было возразить, что она ещё не согласилась, но затем поняла, что хочет ему помочь.
