— Что? Я, быть может, и притворялся богачом, но руки не отваливаются, если выполнять некоторые бытовые вещи без помощи слуг, — съязвил он, демонстрируя две абсолютно невредимые руки. — Можешь верить мне. Я проверил.
Сон все еще окутывал мое сознание туманной пеленой, и я, лишь слегка улыбнувшись, молча побрела к пышущей жаром ванной. Териат помог мне снять остатки доспехов и остальную одежду. Хоть я и не впервые представала перед ним обнаженной, это сильно смутило меня, и потому, когда кожи перестал касаться последний лоскут ткани, я мгновенно юркнула в воду. Тело расслабилось, превратившись в безвольное нечто, и я рисковала уснуть, уйдя под воду с головой; Эзара тщательно следил за тем, чтобы этого не произошло. Отыскав в шкафу ленту, предназначенную для затягивания корсета, он оторвал от нее кусок и подвязал ей мои волосы. Он также порывался помочь мне с мытьем, принеся губку, но эту часть я уже сумела взять на себя.
Только закутываясь в предложенное Териатом полотенце, я заметила, что сам он выглядел чистым, а рубашка, заправленная в кожаные брюки, была ослепительно белой. Впрочем, рассмотреть их как следует мне не удалось; уже через мгновение он стянул с себя одежду и едва ли не с разбегу запрыгнул на кровать. Перина оказалась не такой мягкой, как он полагал, и слегка откинула его назад, отчего Эзара звонко ударился макушкой об изголовье. Его беззаботность, столь ярко контрастирующая с обычной опасливостью, позабавила меня.
— Тебе нужно поспать, — не обратив на неприятность внимания, сказал он.
Одеяло приветственно распахнулось, заманивая в свои объятия, и я повиновалась. Спина почти слышно поблагодарила меня за возвращение в родные покои.
— Иногда мне кажется, — сонно бормотала я, водя пальцем по его груди, — что однажды утром я проснусь, а ты исчезнешь, будто бы тебя никогда и не было.
Териат нежно коснулся моих волос, и дыхание его стало тяжелым и медленным.
— Я бы никогда не ушел по своей воле.
— Но что, если тебя кто-то заставит?
— На такое способна только Богиня, — возразил он. — По ее лишь воле умру…
Остатки сна тут же отпустили мое существо, и я схватила ближайшую подушку, после чего с размаху ударила ею в лицо эльфа.
— Дракон тебя побери, — прорычала я, смеясь. — Ты что, записывал?
Териат широко улыбнулся, довольный, что его слова возымели нужный эффект. Сражение подушками увлекло нас, и воздух комнаты наполнился звоном смеха. Простыни и одеяла, однако, слишком сильно желали принять участие в игре, и потому довольно быстро обвили наши тела, сковав движения. После очередного замаха Эзары, уставшая от представления кровать, казалось, сама скинула нас на пол. Мое приземление было мягким; Териату, ставшему мне заменой перины, понравилось не слишком. Я застыла в мгновениях от его лица, и горящие зеленью глаза приковали мой взгляд. Карие прожилки стали чуть более заметными, чем раньше.
Жар прокатился по телу, закрадываясь в каждую его клетку. Териат заметил перемену в моем настроении и, без сомнений, был готов ее поддержать. Кожа горела от прикосновений, моля о новых, а поцелуи словно требовали отдать себя без остатка. Ощущения были совсем иными; несравнимыми с теми, что я испытала в водах Сэльфела. Тогда наш союз был похож на прощание, чуть горькое, но оттого столь сладкое, сейчас же — это было блажью. Привилегией выживших. Мы чествовали жизнь, насколько это было в наших силах. Сладостные волны накрывали меня с головой, а перед глазами словно танцевали мириады звезд, хоть солнце и щекотало кожу сквозь неплотно закрытые шторы. Териат чуть раскраснелся, и его сдавленные вздохи ласкали мой слух. Он не спускал с меня глаз. В другой момент я бы бросила ему что-нибудь язвительное, не выдержав, но сейчас искренне наслаждалась каждым мигом пристального внимания, скользящего от лица до низа живота и обратно. Пальцы Эзары нетерпеливо впились в мои бедра. Темп нарастал до тех пор, пока каждая мышца в моем теле не напряглась до предела, а затем не расслабилась, заставляя мурашки взволнованно забегать по спине.
Я сползла на пол и повернулась на бок, чтобы взглянуть на его лицо. Испарина на лбу чуть поблескивала в тусклом свете солнца, а бледно-розовый шрам на щеке переливался, словно амаунетский шелк. Заостренный кончик уха игриво выглядывал из-под огненных волн его волос.
Все наконец-то встало на свои места. Молния ударила в меня задолго до нашего первого поцелуя — в ночь, когда он прозвал меня лисицей, а я приставила нож к его горлу, испугавшись разоблачения. В ночь, когда в моей груди затрепетало что-то незнакомое, но столь глубокое, что не вызывало сомнений.
Все силы, что я сумела набраться за короткий сон на пиру, растаяли, и забвение стремительно завладело мною вновь.
Сны сулили мне долгую, беспечную жизнь, полную конных прогулок и вечеров за пинтой эля, но реальность неумолимо перетягивала на себя одеяло, аргументируя свое поведение делами, не терпящими отлагательств. Еще не открыв глаза, я протянула руку, надеясь наткнуться на Териата, но кровать встретила меня холодной пустотой измятых простыней. Слух уловил чью-то торопливую, старающуюся быть тихой речь, и я заворчала, как собака, которую пытались согнать с любимого места.
Не выдержав проявлений откровенной лени королевской особы, кто-то склонился надо мной, перекрыв свет, дотягивающийся до моих век. Я нехотя взглянула на нарушителя спокойствия. Ослепительная улыбка на лице капитана Фалхолта вызвала во мне толику раздражения, но была столь довольной, что совершенно обескураживала.
— Совет ждет.
Я вскочила с постели, лишь в последнее мгновение не забыв прикрыть наготу одеялом, и взволнованно заметалась по комнате. Сумерки за окном недвусмысленно сообщали о наступлении вечера.
— Как давно он ждет? — залепетала я. Потерять расположение совета в день первого собрания казалось плохой идеей.
— Будет ждать столько, сколько необходимо, Ваше Высочество, — наигранно поклонился Кидо.
Я раздраженно вздохнула и попросила отправить ко мне Мию. Долго ждать не пришлось; она вошла в покои уже спустя несколько секунд, держа в руках подготовленный для собрания наряд. Ликование от отсутствия корсета и юбки было столь велико, что вылилось в восторженный писк, и капитан тихо хмыкнул, спрятанный от меня стенкой ширмы. Темные кожаные штаны в комплекте с жилетом и черная рубашка были чем-то средним между тем, в чем я привыкла ходить на тренировки к гвардейцам, и тем, в чем в свободное время разгуливал Териат, но в чуть более торжественном исполнении.
— А где…? — чуть робко начала говорить я, выходя из-за ширмы.
— Показывает эльфам замок, — сразу же ответил брат. — Индис в полнейшем восторге, но, как мне кажется, лишь потому, что скрывает за ним боль от потери матери.
— Маэрэльд была…
— Прекрасна.
— Да, — прошептала я. — Надеюсь, ее смерть не была напрасна.
— В их рядах родится новый лидер. — Кидо подошел и мягко обнял меня за плечи, успокаивая. — Их народу Богиня всегда дарует того, кто хорошо справится с этой ролью.
Я кивнула, но груз вины, что я испытывала за смерть азаани, не стал ни на чуточку легче, хоть я и не была причастна к ней напрямую. Близкое родство с Минервой как будто бы само собой накладывало на меня тень ее преступлений. При виде лучезарного лика Индиса это чувство чуть притуплялось — он никогда не обвинил бы меня ни в чем, что омрачило бы мою душу, — но в остальное время вдохновляющий свет его сердца не дотягивался до моего, и тяжесть возвращалась с новой силой.
В кабинете, где проходил регулярный утренний совет, меня действительно заждались, однако никто из присутствующих не высказал недовольства моим опозданием. Я с трудом переборола желание извиниться, заняла место во главе стола и, пробежавшись взглядом по подготовленным для меня бумагам, обратилась к совету.
— Нас стало значительно больше, — произнесла я, приветственно кивая новым членам совета. — Благодарю, что присоединились к нам. Вы планируете присутствовать на собраниях всегда или только в особых случаях?
