могли придумать.
Один процитировал поэму, Катулл 16, и, просто слушая, Кора кривилась. Этих смертных она должна уважать? Ее мать истерически смеялась, но в словах мужчины не было ничего смешного.
Это было ужасно. Кора хотела вернуться в убежище с женщинами, которые понимали, как быть добрыми. И те слова имели силу.
Она просто не хотела больше тут быть. Не с этими людьми, с которыми она ощущала, словно тонкая пленка масла покрывала ее тело.
Ее мать заставила ее надеть лучший пеплос, в котором она была на Олимпе. К счастью, Деметра не заметила серебряные звезды, вышитые на нем. Но Кора увидела. Даже сейчас она провела ладонями по вышивке, подумала о мужчине. Что он подумал бы о празднике, который превращался в пьяный беспорядок?
— Кора, милая? — ее мать указала кубком в руке. — Нальешь мне больше медовухи? То, что эти мужчины сварили, просто невероятно.
Она не поэтому хотела, чтобы Кора встала. В этой части фестиваля мать показывала свое отношение. Маленькая дева, которая полагалась на богиню урожая, доказывала, что Деметра была не только идеальной богиней урожая, но и идеальной матерью.
Кора медленно встала, чтобы все рассмотрели ее. Их распутные взгляды скользили по ее телу, и она услышала, как зазвучал шепот:
— Девственница.
— Она точно вкусная.
— Не видел еще такую, как она, но такая богиня… Она немного унаследовала от матери, да?
Они продолжат так остаток ночи. Мужчина, который рассказал об осле, пошутил еще, и ее мама расхохоталась. Она забыла о выпивке. Деметра редко думала о дочери, если ей не требовалось от нее что-то. Кора была еще одной пешкой в игре матери. И все.
Кора прошла к столу, где они оставили чашу медовухи, и посмотрела на янтарную жидкость. Муха опустилась сверху и пыталась взлететь. Громко жужжа, она двигалась кругами по блестящей пленке.
— Я тебя понимаю, бедняжка, — прошептала она. Убедившись, что никто не смотрел, она опустила ладонь в медовуху и вытащила муху. Она опустила муху на стол, чтобы та могла обсохнуть. Кора надеялась, что смертные не найду ее и не раздавят до конца ночи. — Удачи.
Она хотела, чтобы кто-то забрал ее из этой ситуации. Чтобы великан протянул руку и забрал ее с земли. Убрал ее куда-то. Куда-то…
Тени двигались за столом. Она видела пшеничные поля вдали. Они проводили фестивали для ее матери, где росла пшеница, ведь это был символ Деметры. Но она была уверена, что посреди поля не было дерева, когда они прибыли.
Но оно было там. Прямое и высокое, как стрела, торчащая из земли. Кипарис не рос посреди пшеницы. Кора это точно знала.
Что тут делал кипарис? Он не должен был вырасти так быстро…
Она оглянулась. Деметра еще говорила с мужчинами и смеялась. Ее щеки раскраснелись от выпивки.
У Коры было несколько минут. И разве Деметра не захотела бы узнать, почему дерево вдруг выросло на ее фестивале?
Солнце садилось, Кора пошла по пшеничному полю. Колосья сгибались к ней, молили погладить их, как собаки. Ее руки свисали по бокам, касались растений по пути. Колоски щекотали ее пальцы.
Она отчасти ожидала, что кипарис пропадет, когда она приблизится. Но дерево оставалось реальным. Настолько реальным, что вблизи она ощутила его запах.
— Откуда ты? — спросила она.
— Прости, они растут там, где я хожу.
Она знала этот голос. Низкий медовый тон, который был слаще амброзии, манил ее, как солнце звало корни растений. Она огляделась у кипариса и увидела его.
Мужчина в тени, который впечатлил ее в Олимпе. Он стоял в черном хитоне, золотая монета закрепляла его на плече. Золотые края хитона были вышиты сценами охоты. Но, когда она пригляделась, она поняла, что это была не охота. Трехголовый пес гнался за людьми.
Она должна была сразу понять, когда увидела его. Кора узнала теперь знаки. Как он стоял властно, не хуже Зевса. Как его темные волосы и угловатые черты лица не сочетались с бледностью кожи. И мозоли на его ладони были не как у воина, а как у ученого.
Она прошептала его имя со страхом, но и восторгом:
— Аид?
Он поклонился.
— Я должен был сразу сказать свое имя. Боюсь, я не знал, что говорил с богиней.
Нет, он не должен был говорить с такой, как она. Особенно стоять перед ней, когда она чуть не поцеловала его на пиру. Боги, она была просто ребенком.
Она чуть не поцеловала бога Царства мертвых. Незримый. Самый жуткий олимпиец. Смертные не произносили его имя, боясь, что откроется портал, и он затащит их в глубины.
И она чуть не поцеловала его.
Щеки Коры побледнели. Она упала на колени перед ним, прижала ладони к сердцу.
— Лорд Аид, искренне прошу прощения, что не узнала вас. Я просто ребенок, и я была впервые на Олимпе.
Она услышала, как он быстро вдохнул, а потом донеслись два стука по земле.
— Нет, богиня. Ты не будешь становиться на колени ни перед кем.
Лорд Царства мертвых был на коленях перед ней. Словно он был смертным у ее алтаря.
Глаза были огромными, сердце билось в горле. Она задала вопрос, горящий в ее груди:
— Почему я не должна становиться на колени перед тобой?
Аид протянул руку, словно хотел коснуться пряди ее волос, но опустил ладонь.
— Я знаю, что ты не видишь свою силу, или как магия богов горит в твоей груди. Но я вижу. Ты — богиня, равная мне.
Его голос был сдержанным, оставшиеся слова были подавлены, словно он хотел произнести ее имя, но не знал, мог ли просить.
Она склонилась и поймала его ладонь руками. Она сжала ладонями его мозолистые пальцы у своего сердца.
— Кора, — прошептала она. — Меня зовут Кора.
— Это тебе не идет, — ответил он. — Ты заслуживаешь звучное имя. Имя, которое означает не просто Дева.
— Но я такая.
Он сжал ее пальцы, а потом притянул ее
