в Тикви вместе с невестами не попадали опасные животные и вредные растения.
Хорошо, что диспетчер нынче — не Ильтен, подумала Тереза. Впрочем, Ильтен хоть и дуб-дерево в некоторых вопросах, в своей области — профессионал. Он не допустил бы подобной ошибки.
— Закатаете бедолагу на каторгу? — понимающе спросила она.
Маэдо покачал головой.
— Не получится, — сказал почти с сожалением. — Повода нет. Сам он никого не убивал и не ел, организацию преступления тоже не приплетешь: он ведь не со злым умыслом завез монстра, чтобы тот жрал людей, а всего лишь не стал разлучать девушку с ее щеночком. Уголовщины здесь нет, чисто административный проступок. Надеюсь, начальство спустит с него дюжину шкур. Оштрафует хотя бы. Лучше бы уволить от греха подальше, но наши советы руководство Брачной Компании слушать не обязано.
Он поглядел в окно на красноглазую инсталляцию, рядом с которой теперь была воткнула дощечка с надписью «Пушок».
— Табличку менять будешь?
Тереза мотнула головой.
— Еще чего — делать лишнюю работу! Будем считать, что я, как новая хозяйка, его переназвала.
Идея Терезы завести собаку не встретила у Ильтена радости. Тиквийцы порой держали дома животных, чему способствовал традиционный одинокий образ жизни: хоть с питомцем поговорить, раз больше не с кем. Но перед Ильтеном проблема недостатка общения не стояла, и хлопоты по уходу за неразумным и бесполезным существом иного биологического вида совершенно не прельщали: до того ли, когда собственное дитя вот-вот родится? Впрочем, Тереза быстро остыла. Собак в Тикви не было, а те зверушки, которые заменяли их тиквийцам, не вызвали у нее симпатии. Фактически, она с удовольствием поохотилась бы на них и, возможно, попробовала бы запечь или пожарить.
Дени разрешили играть в мячик. Но только во дворе номер 7 — все равно там уже не осталось стекол, которые можно разбить. Малыш был счастлив, и даже необходимость прекращать игру, когда приезжает риэлтор, его не расстраивала. И — вот чудо — нарезвившись вволю, без запретов и ограничений, к мячику он охладел. Хорошая игра, но есть занятия и поинтереснее: например, копать червей и коптить рыбу с госпожой Ильтен или учиться чистить пистолет с господином Маэдо. А когда они уехали обратно в город, господин Маэдо подарил ему гильзу, а госпожа Ильтен отдала его отцу кучу банок с вареньями и соленьями, в закручивании которых он сам принимал участие.
Уезжали они не одни: в заднем отсеке для арестованных сидел грустный господин Калле с коробкой пожитков. Нет, разумеется, арестантом он не был. Дед Калле робко постучался в дверь дачи номер 12 ранним утром, растерянный и несчастный. Разбудил Терезу, но у нее язык не повернулся обругать старика. Едва она бросила на него взгляд, стало ясно: что-то случилось.
— Душечка-то моя, — дед вздохнул, — не шевелится. — И жалко всхлипнул.
Пнув не желающего просыпаться Маэдо, Тереза, как была — в халате и босиком — побежала к домику номер 10. Но торопиться уже не имело смысла. Алисанта лежала в кровати, спокойная и безмятежная, и совершенно неживая. В теле — ни пульса, ни тепла.
— Я проснулся, а она — вот. — Калле смахнул слезу.
— Как же так? — непонимающе покачала головой Тереза. — Она ведь вчера была бодрой и здоровой, глинтвейн свой варила. — Теперь уж рецепта не расскажет, с огорчением подумала Тереза про себя. — Рыбу мою копченую нахваливала, сыновей вспоминала, мол, надо бы им рыбки подкинуть, а то еды кроме как из РЦП не видали… Забор подновлять собиралась, насчет досок меня спрашивала… Почему вдруг?
— Она говорила, что так может статься, — дребезжащим голоском произнес Калле. — Ниаеннки живут долго, а умирают быстро. Душа слышит призыв на перерождение и уходит. Она ушла с миром… чтобы родиться где-то еще. — Слова его были о светлом, но в уголках глаз стояли слезы. — Только она думала, что я умру первым. И я так думал. Как я теперь без нее?
Тереза окинула взглядом комнату. Да, призраков вокруг не наблюдалось. И на белом лице Алисанты — ни тени, ни гримасы. Ее смерть прошла в гармонии с промыслом Вселенной.
Но плачущий старик никак в гармонию не вписывался. Без своей душечки он здесь не протянет до весны. И Тереза постановила:
— Слушай меня, дед Калле. Ты поедешь с нами в Ноккэм.
Он всплеснул руками, вероятно, намереваясь возразить, но Тереза ткнула его указательным пальцем в солнечное сплетение.
— И нечего мне втирать, что хочешь умереть на природе! Умрешь тут один, кто тебя хоронить будет? Соседи не заметят, небось. А зимой и их не останется. Так что увянь со своими заморочками. Поживешь зиму у нас, а летом снова на дачу приедем, и будет тебе природы, сколько душа потребует. Скажи мальцу, какие вещи хочешь с собой взять — он соберет.
Возражений она слушать не желала и другого выхода старику не оставила. Усадила его в кресло, укутала ноги пледом, и он принялся припоминать, что ему нужно из одежды и прочего, а Дени это находил и складывал в коробку. А Тереза с Маэдо пошли в сад присматривать место, где похоронить Алисанту. Калле просил, чтобы она лежала в его саду.
Ильтен привык к причудам Терезы и почти не удивился, увидев с ней на пороге господина Калле. Однако мозг попытался подобрать рациональное объяснение:
— Господин Калле решил заехать к нам в гости?
— Господин Калле будет тут жить, — безапелляционно заявила Тереза.
Старик виновато пожал плечами. Его никто не спрашивал.
— В качестве кого? — осторожно осведомился Ильтен.
— В качестве деда. — Тереза не ведала сомнений. — Вот родится у нас дочка, а дочке нужен дедушка.
Ильтен не знал, что и сказать. В Тикви редко бывало, чтобы в одном доме жили три поколения. Как правило, выросший сын отселялся, и его ребенок видел дедушку лишь во время нечастых визитов.
— Зачем ей дедушка? — задал он закономерный вопрос, не став даже спорить по поводу дочки. В дочку он не верил — слишком маловероятно. Но сейчас важно другое.
— Как это — зачем, дубина ты? Баюкать, рассказывать сказки, играться с ней. Присматривать, когда я занята.
Ильтен закатил глаза. Вот оно. Нормальные тиквийские женщины не бывают заняты ничем, кроме семьи, потому и дедушка им без надобности. А у Терезы все не как у людей!
— Садись, дед Калле. — Она подвела его к столу. — Сейчас Рино разберет твою коробку, а я чай сделаю.
Дети у Ильтенов и Хэнков родились почти одновременно, с разницей в несколько дней. Девочка Вера и мальчик Тюль. Тереза сочла имя маленького Хэнка дурацким, но
