чары.
Ничего сложного, не так ли?
— Ты прекрасна, как Принцесса Полуночи, — прошептал Арден мне на ухо.
Это было вечером, и я стояла перед длинным узким зеркалом у входной двери, с сомнением наматывая на палец прядь волос.
— Скажи честно. Я на неё похожа?
— Иногда мне кажется, что старые сказки писали с тебя, — с готовностью подтвердил Арден.
— Да нет же! На Ару. Я похожа на Ару?
Арден посмотрел на меня с удивлением. Я так и стояла перед зеркалом, прикусив губу, и глядела на него снизу вверх.
— Конечно, — аккуратно сказал он, запуская пальцы в волосы и легко пробегаясь пальцами по шее. — Конечно, вы похожи. Волосы, скулы, эта твоя линия подбородка, и в глазах что-то. Вы же сёстры, с чего бы не быть?..
— Ара была прекрасна, как Принцесса Полуночи, — тихо сказала я. — И я так мечтала вырасти на неё похожей.
Я давно старше, чем Ара. Она осталась там, одиннадцать лет назад, навсегда слишком юной, и прекрасной тоже навсегда.
Арден поцеловал меня в уголок губ, и я потянулась ему навстречу, закинула руки на плечи.
У него мягкие губы, тёплые, чуть влажные, и когда он целует, подо мной немного раскачивается пол, будто ноги не могут решить — стоит ли меня держать. Мне хочется быть рядом с ним, дышать им и врастать друг в друга; мне хочется, чтобы что-то о нас было правдой, и хоть в чём-нибудь — хотя бы в этом — Полуночь действительно не ошиблась.
Руки вольно прогулялись у меня по спине и снова зарылись в волосы. Я привстала на носочки, раскрываясь поцелую и ласке, взялась пальцами за ворот его рубашки, и почему-то решилась.
— Подожди минутку, — попросила я, отстраняясь.
И потянула наверх тесный свитер.
— Вообще-то, я мог бы раздеть тебя сам, — рассмеялся Арден.
Я не ответила. Отбросила свитер в кресло, зажгла лампы над столом, расстегнула верхние пуговицы платья и вытянула через ворот, через голову, шнурок с артефактом.
Он лежал у меня на ладони — тёплый медный круг с мягко сияющими камнями. Вырезанные в металле знаки, щербатые и знакомые пальцам до последней чёрточки; истрепавшееся пёрышко и маслянистая бусина окаменелого дерева, к которой я цепляю слабую смесь ароматов, чтобы не пахнуть совсем уж пустотой; стеклянная капсула с заводской меткой, в которой плещется чужеродной волной ртуть; манящий забытым волшебством чароит, едва заметно светящийся изнутри фиолетово-лиловым и отмечающий собой двенадцать часов. Знаки казались грязными, тёмными от многократно пролитой на них крови, и пахли сонной тишиной, в которой скучала моя ласка.
Мне всё равно придётся надеть его завтра. Я ничем не рискую. Даже если я совсем потеряю голову, я не останусь навсегда одурманенной.
Но, по правде говоря, это было не больше чем формальностью; по правде говоря, мне просто не было страшно.
Я глянула на Ардена. Он смотрел на меня, замерев и как будто не веря.
— Достаточно, — прошептала я артефакту.
И камни погасли.
Запах пары ни с чем нельзя перепутать, — это я знала раньше, чем услышала его на заснеженном, залитом колючим зимнем солнцем лугу. Пара становится твоей судьбой, разделённой на двоих дорогой, продолжением тебя.
Пара пахнет домом, какого у тебя никогда не было. Пара пахнет несбывшейся мечтой; норой, в которой ты пережидаешь дождь; прелой листвой древнего Леса; огнями святилища Полуночи, где связали ваши судьбы.
Ты состоишь из этого запаха — чужого и такого родного, пронзительного и почти не ощутимого, ввинчивающегося в лёгкие и уютно свернувшегося в горле. Он пьянит, и хмельной дух наполняет счастьем и желанием быть.
Я дышала им, — пока неловко, украдкой, позволяя ласке сбросить с себя оцепенение сна, потянуться и принюхаться вместе со мной.
«Это наш?» — как будто бы спросила она, переступив лапками по бревну.
Я неловко пожала плечами.
Арден пах Арденом: Лесом, мужчиной, заклинаниями и немного запретной магией. В нём смешались напитанными летом оттенками щекочущий запах волчьего лыка, пьянящий дух манка над болотным очагом, влажный дух мха на кладбищенских арках. Он пах домом, в который я могла бы захотеть вернуться.
Чем он не пах, — так это сумасшествием.
— Ну как, — слегка нервозно спросила я, — тебе уже хочется на меня наброситься, забыв про предохранение?
— Дурашка, — засмеялся он, чмокнул в нос и снова зарылся в волосы.
Что хорошо в Ардене, — он понимает намёки: хотя пару раз слегка морщил нос на презервативы, сейчас он послушно потянулся за бумажным квадратиком.
Я засмеялась, — легко и расслабленно. Мне было легко с ним, но не так, как бывает легко пьяной; это была та лёгкость, какая ждёт, когда ты окажешься на своём месте. Он целовал меня бережно и вместе с тем постепенно теряя рамки, я ловила его руки и расстёгивала пуговки рукавов, сбрасывала с плеч подтяжки.
Мы так и шли к кровати, не расцепляя объятий. И — хотя я и ожидала чего-то резкого — никуда особенно не торопились: ласкали, целовались и подолгу просто смотрели друг другу в глаза. Я сама потянула его на себя, дразнясь и кусая губы, и, растворяясь в нём, украдкой любовалась крошечными веснушками на сосредоточенном лице; он подхватил меня под поясницу, перевернул нас рывком, а я двигалась на нём медленно-медленно и жмурилась сладко, как кошка.
И потом, когда я снова лежала под
