уклониться.
Я, не раздумывая, потянулась к собственной магии, но она бессильно обвисла на кончиках пальцев. Бесполезно.
Острием копья Ансерра вспорола мне предплечье. Я неуклюже отскочила и выхватила оружие у скованной параличом Ариадны.
Саммерин отвлекся на другого атаковавшего его сиризена.
Дерьмо!
Я уклонилась от нового удара и с силой потянула к себе копье Ариадны – вырвала его и как раз успела отмахнуться от удара Ансерры. Но взмах выбил меня из равновесия, и я опрокинулась спиной на землю. Ансерра свалилась сверху, ее отгораживало от меня только лежащее поперек груди копье.
Она оказалась так близко, что я в мельчайших подробностях видела темные прожилки в ее глазницах. Боги, они за считаные секунды протянулись дальше?
– Кто ты? – крикнула я, потому что уже понимала: это не Ансерра, уже не Ансерра.
Она не ответила. И лицо ее не дрогнуло. Зато дернулось тело, рука потянулась к ножу на бедре, норовя ударить меня в беззащитный живот. Но сотни учебных поединков с Нурой научили меня отвечать на такие движения. Я вывернулась, навалилась на нее всем телом. Один миг, и мы поменялись местами.
Она ударила.
Я перехватила ее запястье.
Мы мерились силами, и взять верх могла любая из нас.
Однако нож остался у меня. С таким же застывшим лицом она попыталась ударить снова, но я была быстрее. Мой клинок встретился с ее горлом, и кровавая река залила ей черный жакет.
Тело ее сразу обмякло, и на миг бесстрастное, кукольное лицо ожило, искаженное отчаянием. Она упала на меня.
Я действовала по наитию.
Своей магии у меня не осталось. Но мне удавалось черпать магию у Ирены, у Макса, даже из чернил стратаграммы. Сиризены черпали глубоко – как и я. Не сумею ли я похитить и магию Ансерры? Нелепая догадка.
Но мне ничего другого не оставалось.
Я полоснула себя по ладони и прижала разрез к ране на горле Ансерры.
Она тошнотворно, с бульканьем застонала. Ее магия хлынула в меня – с болью, обжигая вены. Она обмякла. Когда я отвела руку, ее горло покрылось черной гнилью… а во мне была магия, пусть даже клочок, выкраденный из чужой жизни.
До брезгливости ли сейчас?
Я столкнула с себя тело, подхватила копье и вскочила на ноги. На меня кинулась очередная противница, но я успела развернуться и встретить безглазую воительницу копьем Ансерры. И с усилием направила через него свою магию. Иль Сахай всегда принимал мою магию с радостью, а с незнакомым оружием и с незнакомой магией я стала медлительной, неповоротливой. Хуже того, у меня было мало опыта боя с копьем. Тело по привычке вело себя так, словно в руках меч; длина и тяжесть непривычного оружия мне мешали.
В животе вспыхнула боль. Я теряла кровь. Я споткнулась и сделала встречный выпад. Неумело, но в цель попала. Противница пошатнулась, я подтянула ее к себе. Голой ладонью ухватила за щеку. Безуспешно попыталась не услышать звука, вырвавшегося у нее, когда лицо ее ожило на миг, прежде чем его залила гниль, а ее магия хлынула в меня.
Она рухнула.
Я развернулась к Саммерину. Он тянул на себя кинжал, зажатый в руке упавшего сиризена. На ногах осталась одна Ариадна, застывшая на взмахе и сражающаяся с оковами его магии.
Он повернулся к ней, но замешкался. Его магия дрогнула – один миг, но он дал ей шанс ударить.
Я не раздумывала. Мое копье вошло Ариадне в спину, опередив ее удар.
Она свалилась.
Копье с мерзким чмоканьем вышло из безжизненного тела – я едва расслышала этот звук сквозь непрестанный звон в ушах. Саммерин медленно поднялся, задержал взгляд на мертвом лице Ариадны, потом перевел на меня.
Я впервые видела Саммерина в страхе. Однажды, в дни войны, Макс сказал: «Я буду знать, что дела совсем плохи, когда увижу Саммерина испуганным. Верный знак, что пришла беда».
Беда пришла.
– Я вниз, – сказала я.
– Прикроем друг друга, – ответил Саммерин.
Но я мотнула головой:
– Нет. Иди наверх.
– Одной тебе туда нельзя. – Он вздернул брови.
– Некогда спорить.
На лестнице вдалеке слышались шаги. Еще сиризены? За нами?
– Ты почти без магии. – Саммерин досадливо поморщился. – Одной тебе нельзя.
– Нельзя допустить нового Сарлазая, – огрызнулась я. – Башни совсем рядом. И город. И…
Моя рука нырнула в карман, нащупала два пера. Я заколебалась.
Я не думала, что Ишка нас обманывал. Но это еще не значило, что я ему доверяла и верила, что он сумеет нам помочь. Зато я точно знала, что магия, которая ощущалась в воздухе, – та магия, что осквернила кровь сиризенов, была иной. Нечеловеческой. Не от этой ли магии он нас предостерегал?
Я сунула перья в руку Саммерину:
– Если я не вернусь, сожжешь.
Он ответил озадаченным взглядом:
– Это?..
Когда я кивнула, он с присвистом выдохнул. Я думала, станет спорить, но он мрачно кивнул.
– Предупреди Серела с Филиасом, – процедила я. – Скажи, чтобы готовились уходить.
Как же я ошиблась, притащив их сюда! Превратила в пешки на поле чужой войны. Как я была глупа. Наивна.
– Сделаю, – сказал Саммерин.
– И береги себя.
– Хорошо.
Слезы обожгли мне глаза.
– Прости, Саммерин.
Не время было извиняться. Но я все равно жалела. Хотелось рассказать ему, как мне жаль, что вырвала его из устроенной жизни – что вырвала всех беженцев из выстроенного ими зыбкого покоя.
Саммерин только головой покачал:
– Создавать труднее, чем рушить. Но в конечном счете дело всегда того стоит.
Боги! Когда Саммерин что-то говорит, это звучит как обещание. Я кивнула и зажмурилась, прогоняя слезы. А когда открыла глаза, выгнала из них все, кроме ясной цели.
– Иди, – сказала я. – Скорей.
Еще не договорив, я отвернулась. Я не знала, надолго ли хватит похищенной у павших сиризенов магии, а время Макса истекало.
Я мчалась по лестницам. Туман сгущался, воздух уплотнялся до боли. И внутри у меня, под ложечкой, стягивался узел.
Мне подумалось, не так ли чувствовал себя Макс, когда вернулся за мной и бежал по коридорам дома Эсмариса.
Он всегда за мной возвращался. И я всегда буду возвращаться за ним.
Лишь бы успеть.
«Привет».
Это был не Решайе.
Он так же извивался у меня в голове и так же мало походил на человека. Но голос был другим. И связь стала более беспорядочной, зыбкой. Я ощущал рваные очертания говорившего со мной существа – словно расплывающийся перед глазами силуэт. И этот был реальнее Решайе. Более живым. И он сжимал мне горло, давил, давил…
