я.
Ее лицо на миг стало беззащитным.
– Как никогда никого не любила.
– Тогда помоги ей стать лучше. Пусть твоя любовь станет не чувством, а делом. Пусть твоя любовь избавит народ от новой войны.
– Ты видел то же, что и я. Ты знаешь, что войны не избежать.
– Неправда. Ничего еще не решено. Так нельзя. Ты хочешь, чтобы люди говорили об Аре, как говорят о Трелле? Этого ты ей желаешь?
– Если так станут говорить обо мне – пусть себе. Кто-то должен принять трудное решение, чтобы спасти нас от этой беды. И если мне придется стать тираном и сгореть за это… что ж, не в первый раз.
До сих пор мне удавалось сдерживать гнев, умерять его теми крохами жалости, что я питал к памятной мне девочке. Но сейчас ярость встряхнула меня так, что на пальцах полыхнул огонь.
– Трудное решение! – выдохнул я. – Это люди, Нура. Люди! Есть же разница: спасать жизни или выбрасывать на свалку? Видел я твои «трудные решения». Я их прожил. И Тисаана прожила. Я этого не допущу.
Я сразу понял свой промах. Только что передо мной стояла Нура, которую я знал пятнадцать лет назад, и вот она канула, как труп в черную пучину. Женщины не стало, осталась холодная сталь.
– Я предупреждала, что жалостливое сердце будет стоить тебе жизни, – сказала она. – Но только не моей.
– Нура…
Но ее уже не было. Тень окутала ее плащом, превратила в клочок темноты.
Итак, она решилась. А я достаточно ее знал, чтобы не ждать отступления – и не ждать полумер.
Мы сотни, тысячи раз боролись с ней в прошлом. Она, как всегда, ударила первой. Я уклонился, парировал и отступил назад. Мои мышцы предвидели каждое ее движение. Я выставил стену огня, в которой обозначились очертания укрывшей ее тени, и она шарахнулась, но тут же опомнилась. На ее губах мелькнула угрюмая, довольная усмешка.
При виде этой усмешки мне вспомнилось, с каким лицом она оставляла Тисаану у меня на пороге. И сообщала о заключенном ею договоре крови. «Прошу, скажи мне, что я учил ее не для этого», – взмолился я тогда, а она ответила предательским молчанием.
Я нанес новый удар. Знакомые щупальца ее магии тянулись ко мне, в уголках сознания шевелился беспричинный страх. Ничто по сравнению с тем, на что она была способна. Она сдерживала себя, как и я сдерживал свое пламя, не допуская к ее телу. Мы пока что играли.
Она воображала, что так хорошо меня знает. Она не раз побеждала в учебных поединках и потому вообразила, будто знает меня лучше, чем я сам себя знаю. Кое в чем так оно и было. Но этого она не ожидала.
Я ее недооценил. Но и она недооценила меня.
Медленно, обдуманно я пятился к каменной стене.
– Я этого не хочу, – проговорил я, выстраивая из своей медлительности ловушку.
Я знал, что она попадется.
Все случилось в долю секунды. Она сделала выпад – не только ножами, но и магией, взметнув тень, как распростертые крылья. И в тот же миг я взметнул свою ей навстречу. Мое пламя взревело рекой, обвило меня и метнулось к ней, сшиблось с ее темнотой, ослепив нас обоих.
Я никогда еще не встречал прямого удара ее магии. Хоть я и готовился, он выбил из меня дух. Назвать то, что я испытал, страхом было бы все равно что назвать моросью грозовой ливень.
Миг, и передо мной встало лицо Киры – она падала на пол сарая, огонь пожирал ее платье, волосы…
Я услышал шепот Решайе:
…Теперь у тебя не осталось никого, кроме меня…
Я уже не знал, камень Шрама у меня под ногами или залитые кровью плитки родного дома. Я не знал, тянется ли мое пламя к Нуре, или к Кире, или к жителям Сарлазая. Заботливо возведенная в сознании стена расползлась, как бумага.
Но я рвался вперед, не позволяя себе упасть на колени. Здесь, внизу, моя магия стала дикой, яркой, жаркой, как никогда. Наши силы столкнулись, и вспышка от удара поглотила обоих, отбросила к противоположным стенам расщелины.
Я толчками втягивал в себя воздух. Мокрые от пота волосы липли ко лбу. В обволакивающем тумане Шрама мы с Нурой таращили глаза – словно оба не ожидали встретить в противнике такой силы.
Я согнул пальцы, вызвал на кончики огонь.
И мы начали сызнова.
Я стою в своей спальне фамильного поместья.
«Смотри, Макс. Как раз сегодня выбралась из своих шелков».
Рука Киры протягивает мне стеклянную коробочку. В ней маленькая красная бабочка. Ее крылышки охватывает огонь. Я поднимаю взгляд – лицо Киры разъедает гниль.
Нет.
Я в Шраме сражаюсь за свою жизнь, за жизнь Тисааны, за ненужный мне титул. Мир вздрогнул – это я ударился спиной о стену. Некогда переводить дыхание. Некогда медлить. Я оттолкнулся, ушел от следующего удара Нуры и рванулся к ней.
Нет.
Я в Сарлазае. Нура смотрит на меня. Я ей доверяю. Я ее люблю. «Если они хотят гадить в собственную постель, пусть сами в ней и спят».
…Ты всегда так упорен…
Нет.
Я склоняюсь над Нурой, вокруг нас ревет наша магия – свет и тьма, огонь и страх грозят размозжить друг друга. Она загородилась от меня клинком – но мой крепче. Она смотрит большими глазами, и за гневом, за смертельной решимостью я различаю страх. Она сбивает стойку.
На миг я вижу слабину. Один удар в горло – если не промедлить, я мог бы его нанести.
Но удар был бы смертельным.
Я промедлил. Нацелился не в горло – в плечо, задержал руку. Она успела ответить.
Нет.
Я в своем старом доме – после Сарлазая, после гибели семьи. Я тону, тону в горе, в гневе, в ярости. Нура рядом. Она стягивает с себя одежду. Ее тело обезображено шрамами ожогов. Она ползет ко мне, шепчет мне на ухо: «Это твоя работа».
Нет.
«Да. И ты решил, что способен править? Ты уничтожал все, к чему прикасался».
Шрамы Нуры под моими пальцами. Шрамы Тисааны.
Искореженные, залитые кровью очки Атраклиуса.
«Все, что любил».
Горящая бабочка. Лицо Тисааны – она машет мне, и двери Башен смыкаются за прощальным взмахом.
Нет.
Нет!
Я здесь, в Шраме. Сражаюсь за титул верховного коменданта. Сражаюсь за все.
Загустевший от магии воздух обжигал мне глаза, кожу. Щиты, выставленные Нурой против окружившего нас пламени, начинали слабеть – щеки ее
